Убедившись, что с приветственной частью покончено, Телепнев развернул свое крутящееся кресло (надо же, вот не думал, что здесь приживется что-то из тех вещей, что я описывал в своих «конспектах»…) и поднялся из-за стола.
– Виталий Родионович, позвольте мне первому, на правах вашего непосредственного начальника, поздравить вас с чином надворного советника. – Князь встал передо мной и, улыбнувшись одними глазами, протянул руку, которую я и пожал. – Поверьте, я искренне рад, что вы присоединились к когорте людей, удостоенных чести быть вассалами Его величества государя и Великого князя Руси. Это большая ответственность…
Вот чего не ожидал, так это того, что шеф впадет в такой пафос. У меня уже сжатая им рука затекла, а Телепнев только разошелся. Уже десятую минуту чешет, словно по писаному, и хоть бы с дыхания сбился! Так ведь нет!
Я присмотрелся к князю и… Да он же надо мною издевается. Как есть издевается! Ну княже, ну жук… ла-адно… Вспомнив юность шебутную, я состроил самое внимательное выражение лица и, чуть ли не заглядывая в рот начальству, кивая на каждую его сентенцию, принялся сжимать ладонь, которую он так и не выпустил. Сначала Телепнев не понял происходящего, но когда кости его пальцев начали «играть», в глазах князя тут же поубавилось веселья. Продолжая говорить, его сиятельство попытался аккуратно извлечь свою ладонь из моей хватки. Ну да, наивный, из этих крепких лап еще никто не уходил.
Прочитав на моей наглой физиономии все, что я думаю о его шуточках, Телепнев вздохнул и довольно шустро закончил болтологию.
Следующим был генерал. К счастью, Гдовицкой явно не принадлежал к любителям пустопорожней болтовни, а потому, с ухмылкой покосившись на покрасневшую ладонь князя, он коротко поздравил меня с чином, после чего перевел стрелки на своего спутника… боярина Шолку!
Точно, это же здешний русский ответ ЦРУ, Ми-пять, шесть и далее по порядку… полковник Государевой зарубежной службы. То-то он такой злой. Не забыл, стало быть, как его перед захватом Ловчина охранители повязали.
Боярин был еще более краток, чем генерал. Буркнул что-то неразборчивое, сунул мне в руку какой-то свиток и, отвесив общий поклон, ретировался. Не понял.
– Что это было?
– Хм… если перевести с языка Радомира Годиславича на русский, то он поздравил вас с чином и вручил благодарственную грамоту от имени его службы. Вообще-то, по правилам, подобные награды вручает глава ведомства, чьим успехам поспособствовал награждаемый, да, к сожалению, вы не входите в тот узкий круг людей, кто осведомлен о личности начальника Зарубежной стражи… – Усмехнулся Гдовицкой.
– И не надо. Еще не хватало самому в государственные тайны лезть. Ну их к лешему, – проворчал я, заслужив понимающие взгляды князя и генерала. А вот Ларе Нискинич выглядел удивленным. Ну да, конечно, с его точки зрения, нет ничего интереснее страшных государственных секретов…
– Ну, а мы с полусотником люди прямые, военные, нам тайны разводить ни к чему. – Ухмыльнулся Гдовицкой, кивая Ларсу, и тот тут же подскочил, вынимая из болтающегося у бедра некоего подобия «ташки» небольшой ларец благородного красного дерева. Перехватив шкатулку под днищем, Мстиславской одним движением повернул небольшие бронзовые защелки, и крышка ларца откинулась словно сама собой. Блеснули камнями и серебром богато украшенные затейливой чеканкой ножны длинного кривого ножа.
– Это благодарность от членов следственной комиссии, что сопровождали ваши ученики. Если бы не охранители… – Бйорн Орварович ненадолго замолчал, а потом махнул рукой. – Вон, Ларе Нискинич потом подробно обскажет, как дело было, а пока примите нашу благодарность.
Я бросил короткий взгляд на Телепнева, и тот украдкой показал мне десять пальцев. Значит, все живы-здоровы. Ну и славно!
Кивнул на коробку, и князь, в ответ, махнул рукой, дескать, не волнуйся, не отберу… Замечательно.
Наполовину вытащив клинок из ножен, я полюбовался на хитрый рисунок дамасской стали и, довольно крякнув, вернул нож на место. Рассыпавшись в благодарностях, я забрал у Мстиславского подарок, и его начальник, быстренько распрощавшись с нами, покинул кабинет вместе с Ларсом.
Дождавшись, пока за посетителями захлопнется дверь, Телепнев, ничтоже сумняшеся, отобрал у меня коробку и, вдоволь полюбовавшись ножом, со вздохом отложил его в сторону. После чего кивнул мне на кресло у своего стола.
– Ну что, Виталий Родионович, покуражились, пошутили, подарками разжились, можно и делами заняться, как считаете? – Моментально растеряв всю свою веселость, проговорил князь и подвинул в мою сторону кипу документов. – Здесь все расчеты по расширению этой вашей «тренировочной базы». Читайте, после обеда доложите свои предложения и замечания.
– Хм. Может, мне кажется, но по-моему, я все еще в отпуске, разве нет? – опешил я.
– Вот как? – Сделал удивленный вид князь. – Ошибаетесь, господин надворный советник. Как есть, ошибаетесь. Отпуск был вам дан по Правде, до прохождения испытаний на чин… Так что…
Глава 5
Как много нам открытий чудных…
Прежде чем забрать документы, приготовленные князем, я решил поинтересоваться, а собственно, за что меня благодарит Зарубежная стража, и развернул грамоту. Прочитав довольно короткий текст, я помотал головой и воззрился на своего шефа.
– Что, Виталий Родионович?
– Хм, ваше сиятельство, может, вы просветите меня по поводу этой бумаги? – Я приподнял лист грамоты. – Тут ведь нет ни слова о причинах награждения.
– Ну что вы, Виталий Родионович, кто же о таком в подобных бумагах писать станет? – С легкой улыбкой развел руками Телепнев. – То же дела государевы, о них молчать надобно.
– М-м, допустим. И что, тайны эти столь велики, что и награждаемый о них знать не должен?
– Хм. Официально, подчеркиваю, Виталий Родионович, сугубо официально грамота сия была вам пожалована за участие в пресечении деятельности некоторых лиц, направленной на умаление и ослабление нашего государства. Раздорина помните? Вот-вот, именно за него. Конечно, будь на то воля самого главы Стражи, он бы за этакое участие вас не то что наградить, а расстрелять повелел бы. Да государь заступился. Уж не знаю, чем вы его так заинтересовали, но… после вашей беседы в детинце, Великий князь, получив весьма сердитую записку главы Зарубежной стражи, по поводу некоего «слона в посудной лавке», зачитал этот доклад перед Кабинетом, после чего попенял автору на дурных подчиненных и выказал свое неудовольствие «работой иных чиновников, стремящихся списать свои неудачи и неуспеяния на злоумышленное противодействие подданных, в чьей верности государь не имеет никаких сомнений». Его высокопревосходительство намек понял правильно и… результат его понимания перед вами. Полагаю и доставил его именно тот человек, что подал главе Зарубежной стражи доклад о вашем «злоумышленном противодействии»… Прием вполне в духе его высокопревосходительства, знаете ли.
– То есть… – начал было я, но Владимир Стоянович меня перебил.
