– Врубаешься, – неожиданно обрадовался он. – Все-таки ты врубаешься!
А на пороге улыбнулся так ослепительно, что Ирма еще долго глядела на захлопнувшуюся за гостем дверь, обитую светло-коричневой клеенкой. И только несколько минут спустя поняла, что нахальный толстяк унес ее сигареты. Ну хоть бычки оставил, вздохнула она. В гастроном, значит, можно не бежать.
* * *
– Кто такой Келли? – спросила она утром мужа.
Митя неопределенно скривился.
– А что, он тут был?
– Был. Сказал, его Стэндап привел. Кстати, а кто такой Стэндап?
– Один прикольный штымп, – отмахнулся Митя, – мы учились вместе. Собственно, Келли тоже с нами учился.
– В этой вашей знаменитой сто тридцать восьмой, – усмехнулась Ирма.
– Совершенно верно. Только Келли закончил школу на пару лет раньше. Притом, что младше меня на год.
– Вундеркинд?
– Считалось, что гений. И на воротах он, кстати, классно стоял.
– На каких воротах?
– Мы в хоккей играли. Шикарный был вратарь. Маленький, толстый, вроде бы мешок мешком. А я не припомню, чтобы он хоть одну шайбу пропустил.
Фантастическая реакция!
Помолчали.
– Он потом в Водном учился. И какой-то такой гениальный диплом написал, что ему сразу место администратора на круизном судне дали. То ли в награду, то ли в обмен, чтобы взрослый дядя свою подпись там поставил. Темная какая-то история, Келли сколько рассказывал, всегда по-разному выходило. Думаю, он сам толком не понял, что произошло. Но факт, что один рейс он точно сделал. В Италию. А потом, конечно, вылетел.
– Почему «конечно»?
– Ну, ты же с ним разговаривала.
– А, то есть он всегда был такой хам? – обрадовалась Ирма.
– Не то слово. А теперь прикинь, как ему крышу снесло. Девятнадцать лет, круиз, Италия, валюта.
Кому угодно снесло бы.
– И что дальше?
– А дальше был бесконечный праздник. Собственно, до сих пор продолжается. Поначалу Келли все охотно поили и в рот смотрели – что еще умного скажет. Про Италию или про структурный анализ. Потом всем надоело. А с тех пор, как торчать начал, стал совсем скучный. Пародия на самого себя.
– А на что он живет?
– Понятия не имею. Но подозреваю, на мамину зарплату и бабкину пенсию. Одно время он у Фридкиса в преферанс играл, говорят, успешно. Все-таки гений. Так что пару лет бабки у него водились немаленькие. Но потом и там всех достал.
Как же я их понимаю, подумала Ирма.
* * *
Он явился почти месяц спустя, в роскошном финском анораке и старомодных лаковых ботинках, один из которых явственно просил каши. Поглядел исподлобья; не переступая порог, протянул красную прямоугольную пачку. Сигареты «More», ну ничего себе. Швейцары центральных ресторанов продают их из-под полы по пять рублей за пачку, целое состояние, подумать страшно.
– В тот раз я утащил твое курево, – буркнул Келли. – Извини. Я иногда хуйню творю.
Ирма крутила в руках подарок, думала – вот сейчас надо бы высокомерно вздернуть подбородок, сухо поблагодарить и захлопнуть дверь, сам Келли на моем месте так бы и сделал, на что угодно спорю.
Но вечер выдался совершенно гнусный, за окном которые сутки лил дождь, нормального освещения не было даже днем, а теперь осталась одна шестидесятиваттная лампочка на тридцать квадратных метров, то есть сто двадцать кубических, с учетом высоты потолков, поди нарисуй что-то путное при таком освещении, да еще и вероломный супруг Митя где-то шляется. Собственно, хрен бы с ним, но вкрутить вторую лампочку в одиночку немыслимо, вот же черт.
– Раствор варить не будем, – на всякий случай сказала она, пропуская его в комнату. – И выпить у меня нет. Есть чай. Заварить?
– Завари, если хочешь, – равнодушно согласился Келли.
Он разулся, явив восхищенному миру мокрые носки, один синий, один серый. Но анорак снимать не стал. Оставляя по-женски маленькие влажные следы, прошлепал к стене, у которой вперемешку стояли Ирмины холсты, законченные и только начатые, спросил: – Можно? – и, не дожидаясь ответа, принялся их ворочать.
– Смотри, что с тобой делать, – запоздало согласилась она.
Картины Келли смотрел не как нормальные люди, а по-своему, с подвывертом. Некоторые, почти не глядя, ставил обратно, разворачивая лицом к стене, на другие, напротив, пялился по несколько минут кряду, то отходил подальше, то натурально утыкался носом, только что лупу из кармана не доставал. А одну незаконченную работу зачем-то поднял вверх и долго изучал на просвет, как будто надеялся обнаружить под слоями свежей краски тайное послание.
– Отдавай мое «More», – внезапно потребовал он.
Ирма так растерялась, что протянула ему распечатанную пачку. Хорошо хоть одну уже выкурила. Уж ее-то захочет, а не отберет.
Келли не стал забирать сигареты, даже руки из карманов анорака не вынул. Стоял перед ней насупившийся, в мокрых разноцветных носках, глядел со сдержанной яростью, как на кровного врага. Наконец буркнул, раздраженно поджав губы:
– Можешь продолжать курить свою «Шипку». Да хоть «Беломор», однохуйственно. Забей на стиль. Тебе это не надо. Откуда ты такая взялась на мою голову?
Ирма вспомнила, в прошлый раз он говорил: «Если бы ты была гением, на стиль можно было бы забить». Ого, выходит, я у нас теперь гений, подумала она. Это он, конечно, молодец, что понял. Но как некстати! Может, у меня таких сигарет никогда в жизни больше не будет. На какие шиши? А вот хрен тебе, не отдам.
Она решительно спрятала пачку в карман.
– Мог бы просто сказать – охуенные у тебя картинки. И выпрыгнуть в окно от полноты чувств. А то сразу подарки отбирать. Ишь!
– Есть предложение, – все так же сердито ответил Келли. – Ты оставляешь себе сигареты. А я не прыгаю в окно. Ты же на четвертом этаже живешь, дура психованная.
– Живу, – согласилась Ирма. – Предложение принимается. Сегодня можешь никуда не прыгать. А потом поглядим на твое поведение.
– Больше всего мне нравится слово «потом», – заметил Келли. – Оно означает, что меня сюда еще когда-нибудь пустят.
– Все может быть, – миролюбиво согласилась Ирма. И пошла ставить чайник.
Когда она вернулась в комнату, Келли сидел на корточках перед одним из ее холстов, закрыв лицо руками.
– У тебя бывает так, что весь мир вокруг – болит? – не отнимая рук от лица, спросил он.
Ирма не стала ни язвить, ни ломать комедию. Коротко ответила: «Бывает». И подумала, что с этим типом вполне можно найти общий язык. Вот ни с кем на всем белом свете нельзя, а с ним, получается, можно. Грамотно формулирует. И по делу.
* * *
