Проснулся рано поутру:
Явилось озарение.
Вскочил скорее я к перу…
Готово, вот, творение:
Про День Победы Бог просил
Меня скорей запомнить.
Я многих строк не уловил.
Вот удалось что вспомнить:
Отец мой с Запада пришёл,
А мать привёз с Востока.
Войну с японцами прошёл,
Вернувшись издалёка.
И не вина его ведь в том,
Что был он белорусом,
Да западным ещё при том.
К тому же не был трусом.
Ведь установка всем была,
Чтоб западных на Запад
Не посылала та война.
Для них Восток был опыт.
Вернувшийся в Москву герой
С медалью «За отвагу»,
Им не считал себя, порой
Читая войны «сагу».
А символом её в Москве,
Как в подсознанье русский,
Всегда считал отец везде
Вокзал свой Белорусский.
И в память об отце своём,
О тех, кто был «на поле»,
Продолжу и в стихе моём
Я о вокзала доле.
Платон решил первое стихотворение назвать «Ночное озарение», и под общим названием «Дилогия о Победе» объединить его со вторым стихотворением.
«Белорусский вокзал»
Белорусский вокзал
Лишь один к девяти.
Не начало начал,
Но начало пути.
Белорусский вокзал
Хоть не мал, не велик,
Ты не лестницей шпал,
А Победой велик!
Белорусский вокзал,
От тебя шли пути…
Верно их указал,
Раз к Победе вели.
Белорусский вокзал
После чёрных годин
Ты нам путь указал
По прямой на Берлин.
Белорусский вокзал
В ту лихую пору
Всех на подвиги звал,
Отправлял на войну.
Сколько дальних дорог
И нехоженых троп
Только наш лишь народ
И осилить то смог!
Белорусский вокзал,
Символ мужества ты.
Женских слёз ты познал,
И мужской красоты.
Сколько верных сынов,
Белорусский вокзал,
И мужей и отцов
Ты на фронт посылал?!
Сколько верных мужчин,
Белорусский вокзал,
В дни жестоких годин
Ты у женщин отнял?!
Скольких вдов, матерей,
Белорусский вокзал,
И сестёр, дочерей
Похоронкой встречал?!
Бесполезно прождавших,
Белорусский вокзал,
И родных потерявших,
Ты за что наказал?!
Белорусский вокзал!
Возвращались с пути,
Кто Победу ковал,
В орденах на груди!
Через множество бед,
Белорусский вокзал,
Ты итогом Побед
Сам в истории стал!
«Белорусский вокзал»!
Защемило в груди.
Можешь стать, я познал,
Ты… началом пути!
Вскоре, недолго думая, Платон отправил их по электронной почте в редакции газет «Литературная газета» и «Красная звезда».
А светлым утром началась Пасха. Проснувшись, Платон увидел на столе крем «Ксения» и опять подумал об очередном странном совпадении.
Он не стал рассказывать о происшедшем ночью жене, сразу окунувшись в её праздничную стряпню. В этот раз Платон ощутил необыкновенное, ранее им неощущаемое чувство праздника и внутреннего удовлетворения, словно от выполненного долга. Он даже начал шутить по поводу невольно увиденного по телевидению старого фильма «Сказка о царе Салтане»:
– «А куда царевна-лебедь дела свои пёрья? И почему она в трусах? Так у лебледей не принято!».
– «Запиши это в роман!» – откликнулась Ксения.
– «Зачем?».
– «Чтоб люди смеялись до колик и умерли бы от смеха!».
– «Так чтоб от смеха умереть, нужна его эскалация, смех за смехом!» – объяснил писатель-юморист
– «Так у тебя, наверно, так и есть?!» – не без оснований предположила жена.
Вскоре Платона поздравили по телефону с Пасхой:
– «Иисус воскреси!».
– «Что-о!? Опять?! Это кто ж его всё время убивает?!» – не успел он спуститься на землю, оставшись на прежней ноте.
В понедельник выздоровевший Платон вышел на работу, предварительно утром с удовольствием поплавав в соседнем с домом бассейне, и слегка подсадив горло. На работу он пришёл вовремя, в прямом и переносном смыслах, так как после обеда Алексей уже привёз коробки и настоящий аврал начался. А вечером Платон закрыл больничный.
Следующие вечера они с Ксенией ездили в высотку на Котельнической и помогали Варваре с Егором наводить порядок в квартире. Мужчины передвигали мебель, кое-где что-то прибивали и перевешивали, кое-что циклевали, шпаклевали и подкрашивали. Уже поздними вечерами свояки совместно ужинали, предвкушая скорую встречу с Вячеславом.
А в четверг Надежда традиционно угостила коллектив по случаю дня рождения своего сына Алексея, на этот раз двадцатилетия.
– «Платон! Ну, как тебе шампанское? По-моему, хорошее!».
Платон, отпив глоток, поморщился, и, не потакая в этот раз начальствующей дуре, ответил ей:
– «Да-а! Говно самое настоящее! По тому, как его Лёшка тихо, без хлопка открыл, уже было ясно – дрожжевой напиток от… чирьев, в общем, Сульфурйод!».
Через минуты начальница попыталась взять реванш у пересмешника:
– «Ну, ты, наверно, коньяк пить не будешь!».
– «Нет! Пора идти работать!» – не дал он ей этого, доставив удовольствие в другом – в своём отношении к срочной работе.
Так что до конца недели Платон трудился ударно, хотя от чего-то получил неожиданное расстройство желудка.
С приведением в порядок старой квартиры в высотке, великолепная в своём порыве, четвёрка без спешки управилась за неделю. И к 10 апреля всё было готово для приёма долгожданного гостя, который опять задерживался, но на этот раз по причине, ставшей всем понятной чуть позже.
