Во-первых, в случае провала, ему было бы проще объяснить эту свою ипостась своим аргентинским родственникам, в первую очередь Исабель и дону Диего.
Во-вторых, так было бы проще и естественней выявить потенциальных недругов России, которых он бы оставил за собой.
А потенциальных друзей России он стал бы передавать для вербовки или резидентуре СВР в Буэнос-Айресе или своим руководителям в Москве.
Так он и поступал, пока в число потенциальных друзей России не стали попадать люди из русской диаспоры в Буэнос-Айресе. Ведь для выполнения другой части задания они были нужны ему самому. А работа с ними была очень тяжёлой. Ведь эмигранты – это неисчерпаемый, но весьма ненадёжный источник информации, так как их слова и действия бывают окрашены ненавистью к тем, кто их выдворил из прежней страны.
И они весьма ненадёжны, даже опасны, так как всегда являются лёгкой добычей для разведок, и подозрительным субъектом для контрразведки страны пребывания, то есть фактически пушечным мясо тайных войн.
Работа с эмигрантами из русской диаспоры в Буэнос-Айресе стала особой, самой трудной частью в разведывательной деятельности Гектора. Она не могла вестись им в достаточном объёме без раскрытия себя перед своей семьёй и ЦРУ. Поэтому была необходима её легализация, хотя бы перед американскими хозяевами Руди.
И если до поездок в Москву в 1998 году Рауль делал эту работу исподволь, больше пассивно собирая информацию, то после этого он решил найти аргументы для её обоснования. Для этого он встретился со своим куратором Фрэнком Брауном.
– «Фрэнк! Послушайте, что теперь у меня получается. Вот я, надеюсь успешно, поработал с Кавалло. Мы с ним съездили в Россию и поучили русских капитализму. Заметьте – нашему капитализму!» – начал Руди.
Увидев, что куратор как-то даже поёжился, он всё равно продолжил: – «Теперь я здесь, в Буэнос-Айресе, думаю: а что, если нам ещё и поработать здесь с русскими эмигрантами? Например, сформировать здесь, у них, влияние на Москву».
Фрэнк Браун немного поморщился. Большие материи в политике были от него явно далеки. Потому, ощущая своё интеллектуальное превосходство перед ним, Рауль уверенней сказал:
– «Как я понял, Россия хочет дружить с Аргентиной. Фрэнк, а нам это надо?!» – задал он верзиле простой вопрос, заранее зная ответ на него.
И не дожидаясь, снова продолжил:
– «Я думаю, нам, американцам, всё же не удастся помешать этому. Так давайте этот процесс мы… оседлаем! Наверняка эмиссары Москвы попытаются здесь, в Буэнос-Айресе заигрывать с некоторыми представителями русской диаспоры, привлекая их на свою сторону».
Фрэнк Браун понимающе закивал головой, улыбаясь от понимания, что его посвящают в высокие материи закулисной политики, а Руди продолжал:
– «Так я предлагаю нам вмешаться в этот процесс, заиметь в русской диаспоре своих агентов. И пусть именно они оказывают влияние на процесс сближения с Россией, но для нашей пользы».
Выждав паузу, пока куратор видимо что-то соображал в уме, Руди продолжил мысль:
– «Правда, я пока не совсем понимаю, какую конкретно. Но это наверняка лучше знает наше с вами руководство. Если Вы со мной согласны, то доложите об этом нашему руководству».
Видя, что его куратор как-то даже замялся, Руди поставил последнюю и решающую точку в своём предложении:
– «Фрэнк, и я совершено не буду на Вас в обиде, если Вы эту идею представите полностью, как свою личную, якобы сформировавшуюся у Вас от моих Вам донесений».
– «Хм! Хорошо, Руди. Я обязательно так и доложу!» – обрадовался возможности наконец-то выслужиться перед начальством куратор.
– «А Ваша мысль очень даже интересная и не лишена оснований. Наверно стоит попробовать? Так я и доложу резиденту» – поздно вечером обрадовал того заместитель резидента Пол Фридман.
Да! Людьми, где бы они ни жили, кем бы они ни были, все-таки управляют их личные интересы. Это закон жизни! – решил Рауль, получив согласие на своё предложение от американского резидента в Буэнос-Айресе, но всё-таки через своего куратора Фрэнка Брауна.
А фактически заместитель резидента ЦРУ в Буэнос-Айресе Пол Фридман через своего сотрудника Фрэнка Брауна дал добро своему агенту Руди на разработку русской диаспоры в Буэнос-Айресе.
У Рауля теперь появилось обоснование его сближения с русскими эмигрантами в столице Аргентины. До этого он занимался этой работой исподволь, тайно от американцев. Теперь можно было это делать открыто, не боясь разоблачения своего ранее необоснованного интереса.
Прошедшие до этого годы не прошли впустую для Рауля. За это время он великолепно изучил историю миграции русских в Аргентину. И теперь перед ним предстала совершенно ясная и чёткая картина места и роли русских в аргентинской жизни.
Русская эмиграция в страны Латинской Америки, включая Аргентину, началась в шестидесятые годы XIX века с отменой в России крепостного права и с введения царём Александром II всеобщей воинской повинности, надолго или навсегда лишавшей хозяина его самого работящего сына-наследника. Поэтому эта эмиграция была чисто экономической, и эмигрантами преимущественно были крестьяне, бежавшие за океан от повинности и в поисках земли.
Среди выходцев из России помимо русских были также украинцы, белорусы, поляки, евреи и немцы, многие из которых относили себя к русским. Именно немецкие колонисты-меннониты из Нижнего Поволжья явились основными первопроходцами на земле Аргентины.
Эмиграция этих обрусевших немцев в Аргентину проходила в несколько этапов и достигла почти десять тысяч человек. Конечно, первые партии переселенцев оказались в наиболее выгодном положении. Они обосновались в районе города Диаманте в провинции Энтре-Риос между реками Парана и Уругвай на северо-востоке страны севернее столицы, и около Буэнос-Айреса в окрестностях Олаваррии.
Эти пустующие земли в безлюдной местности, до этого отвоёванной аргентинскими властями у охотничьих племён пампы, правительство предоставило колонистам по очень низкой цене.
На этих новых землях они приступили к активному культивированию хлебных злаков, постепенно приучив местное население к хлебу, имевшему до этого лишь вспомогательное значение при весьма развитом здесь скотоводстве.
И вскоре зерновые наряду со льном стали одним из главных экспортных богатств станы. И именно благодаря поволжским немцам на земле Ла-Платы появились высокоурожайные сорта русской красной озимой пшеницы.
А из маленького укреплённого пункта Олаваррия они постепенно выстроили благоденствующий город с важным железнодорожным узлом. Кроме земледелия колонисты занялись разведением лошадей и их селекцией.
А их впечатляющий успех открыл путь в Аргентину и другим подданным российской империи.
И затем образовавшаяся в Аргентине русская диаспора оказалась самой многочисленной из всех русских диаспор в странах Латинской Америки. Она была преимущественно аграрной, то есть состояла преимущественно из потомков крестьян и занималась сельскохозяйственным трудом. Её представители сохранили не только язык, но и многое из русских культурных традиций. Этому способствовало их компактное проживание в сельской местности и взаимовыручка в нелёгких условиях латиноамериканского климата. Но этому способствовали также и традиции коренного населения аграрной Аргентины.
