– «Да я и не оспариваю твоё идейное лидерство в нашем с тобой дачном дизайне!».
– «Но без тебя, без твоего согласия мы ничего не смогли бы реализовать из моих идей, причём каждый раз всё более смелых и дорогих. Мы с тобой всё время явно прогрессируем, развиваемся!» – начала более глубоко рассуждать благодарная мужу Ксения.
– «Да! Если согласиться с тем, что человеческое общество развивается по спирали, повторяя уже пройденные общественно-экономические формации, но быстрее и на более высоком уровне развития общества, то тогда надо считать, что социализм был неким повторением первобытнообщинного строя с общими средствами производства» – сел на своего давно оставленного конька бывший лектор-международник.
– «Но за этим строем ведь последовал феодальный строй средневековья. И действительно! Мы сейчас наблюдаем в России подобие дикого капитализма. А с учётом возникновения различного рода мафий, коррупции, появления вотчин в различных областях деятельности, то точно мы сейчас повторяем этот виток истории.
Но, как видно по годам, эта спираль сильно сужается кверху, принимая форму воронки. Временные периоды существенно сокращаются, а технический прогресс ускоряется…» – понесло Платона дальше… в лес.
Но его рассуждения неожиданно прервал кот Тихон, сделавший свой коронный ход котом, из-под ног хозяина совершив противозенитный манёвр – крутой вираж – под разложенный для сна диван.
– «Ты чего это спрятался от… народа? Брысь!» – не удержалась от комментария такой кошачьей прыти Ксения.
– «Так, как и… кот, любая часть общества, отделённая от производства материальных благ, от средства производства, по большому счёту отделена и от народа, от его проблем и чаяний. Помнишь, как кто-то сказал про кого-то: страшно далеки они от народа!».
– «Я от споров и таких разговоров всегда устаю! Ведь всё время приходится подбирать подходящие слова!».
– «Причём не матерные!» – уточнил муж, неожиданно обнимая жену.
И тут она почувствовала, как в её живот упёрлась его любовь…
На следующее утро Платону предстояло пройти плановую гастроскопию. Последний раз два года назад он прошёл эту неприятную процедуру неожиданно легко.
– «Присаживайтесь!» – дежурно и по новомодному предложила очередному пациенту медсестра.
– «Нет! Я лучше сяду! Я же не у следователя!» – поправил её писатель.
– «А зубы снимать надо?» – продолжил он шутить.
– «Нет, зубы не надо… и штаны тоже!» – немного раздражённо поддержала она шутку.
Но в этот раз процесс прошёл несколько сложнее. Зато результат порадовал врача и Платона.
На выходе из поликлиники с ним чуть не столкнулась спешившая туда молоденькая девушка, показавшаяся наблюдательному писателю невзрачной, жёлтокожей и костлявой.
Надо же? Она совершенно непригодна для любви! – сделал вывод писатель.
А тем временем наступила настоящая осень. Стало как-то грустно и пусто. За окном по-прежнему было пасмурно, и моросил нудный дождь.
Платон опасался, что с открытием станции метро «Новокосино» у него не будет больше возможности дремать от «Новогиреево» до «Третьяковской». Но его опасения оказались напрасны. Теперь с полупустой платформы «Новогиреево» он без труда садился на всё же имеющиеся пустые места, и по необходимости дремал, тем более на обратном пути.
Очередной дачный сезон заканчивался. Необходимость в станции «Чкаловская» отпала, а вместе с нею и привычка ездить этим маршрутом, который опять вернулся на круги своя от «Новогиреево» до «Третьяковской», и далее трамваем или пешком через Большой Устьинский мост до Воронцова поля.
Окончание дачного сезона опять привело к повышению у Платона давления. Теперь оно повышалось и от любой эмоции, и от любой нагрузки, словно Платон стал неврастеником.
– «Ксюх! А ты знаешь, я давно почувствовал, что в связи с тем, что я пишу стихи и прозу, я стал глубже вникать во всё, сопереживать своим героям – стал как бы тоньше всё вокруг понимать – возможно это сказалось и на моей нервной системе. Ты же знаешь. Я очень адаптивный тип – быстро вхожу в роль!» – предположил Платон причину гипертонического криза, случившегося у него в середине октября.
– «Да, наверно это так!» – согласилась жена.
В понедельник, 26 ноября, после окончания дачного, гаражного и поминального сезонов, Платон вошёл в новую для себя роль.
Он посетил первое занятие литературного клуба – семинара детских писателей, на который его вывела соседка по даче Татьяна Гусева – в Доме литераторов на Большой Никитской улице. После прочтения им своей притчи «Упавший с дуба», началось обсуждение.
Первой, как видимо всегда, взяла слово самая молодая – Настя, очевидно считавшая себя здесь самой главной и умной, потому выступавшая в роли главного критика всего и вся. Невзрачная воинствующая уроженка деревни, считавшая своё верхоглядство – образованием выше верхнего, первой оценила труд Платона.
– «В этом рассказе я обнаружила обилие канцеляризмов. Сказывается отсутствие образования!» – задала она тон обсуждения, чем вызвала возмущение зрелых симпатичных женщин.
– «Как так можно голословно утверждать?! Вам не стыдно так говорить о незнакомом пожилом человеке?!» – вполголоса зашипели они на неё.
– «Но рассказ мне понравился!» – успела та вывернуться.
Кроме того, эта Настя, видимо от избытка образования, позволяла себе, сидя за большим общим столом литераторов, периодически озвучивать поглощение ею прямо из горлышка бутылки некоего напитка, видимо боясь здесь же от зависти и злости засохнуть.
По этому поводу, Платон подумал: хотя все мы в той или иной степени являемся выходцами из деревни, но ведь выходить-то из неё можно по-разному! Видимо деревня из неё не вышла! А ведь её тяга к культуре вполне объяснима. Человека всегда тянет к тому, чего у него нет, чем он обделён. Причём желает он это на подсознательном, даже интуитивном уровне. А её тяга к критиканству тоже объяснима. В детстве она, очевидно, была забитым ребёнком, возможно даже гадким утёнком, или изгоем в своём классе.
Потому сейчас она пытается наверстать упущенное и взять верх над красивыми и истинно образованными людьми, особенно над коренными москвичами и выходцами из бывших высших слоёв общества.
В дальнейшем высказались многие, друг за другом повторяя довод о наличии канцеляризмов. Одни критиковали, другие тут же сами защищали автора, не давая тому слова самому постоять за себя.
Представителю мусульманской диаспоры не понравилось обилие свиней. Некоторым – до сих пор не засыпанная колея в незнакомой деревне.
А одной «опытной» даме не понравилось замечание Платона, что это не рассказ, а притча, и канцеляризмы здесь применены для юмора:
