– Давай выпьем за нас. За то, чтоб у нас всё было хорошо – так, как мы задумали, – сказала Татьяна. – Пусть всё сбудется.
Лидия молча приняла тост. Она как-то всё больше молчала, а Татьяна говорила. Сама не отдавая себе отчёта в этом, Татьяна говорила, чтобы не возникло неловкого молчания. Она не замечала или не хотела замечать, что Лидия давно ушла в себя, и Татьяна ничего не знает о ней. Лидия оградила себя молчанием. Зато Татьяна рассказывала о себе всё, не замечая возникшей ситуации. Ей просто было хорошо с подругой, хорошо в этой неуютной комнате, где всё безвкусно, но есть Лидия и полки с книгами по педиатрии и офтальмологии, эндокринологии и травматологии, об акушерстве и гинекологии, по инфекционным болезням и кардиологии… Вот мать Тереза – она ведь тоже не заботилась об удобствах и уюте для себя. Она любила всё человечество. И Лидия хочет быть полезной людям. Она тоже хочет избавлять людей от страданий. А создавать уют – этого ей не дано. Тем более что родители её не научили аккуратности.
Лидия тоже была из русских эмигрантов, но другой волны – тех, что появились после второй мировой войны. Они были освобождены войсками союзников из концлагеря под Дюссельдорфом в Германии. Не захотев возвращаться в сталинский Советский Союз, они двинулись на запад и вскоре обосновались в Лондоне.
Отец Лидии был горьким пьяницей. Он пропивал из дома всё, вплоть до оконных занавесок. Мать Лидии, вечно плачущая, несчастная, измученная женщина, боящаяся кулаков мужа, никак не решалась уйти от него. Все вокруг жалели её, помогали, чем могли, зная, что муж выносит из дома всё и денег у них никогда нет. Таня, глядя на эту женщину, больше всего боялась однажды стать вот такой униженной, жалкой бедолагой горемычной. Алкоголик-муж не вызывал у Татьяны такого презрения, как его жена – терпящая, прощающая, а ради чего? Жизнь одна, и она слишком коротка, чтобы тратить её на хронического алкоголика.
Так как родители были заняты своими проблемами, то Лидия была предоставлена самой себе чуть ли не с младенческого возраста. В детстве, случалось, она выходила на улицу в гольфах разного цвета и мятом платье, напяленном шиворот-навыворот или задом-наперёд. Подрастая, она училась обслуживать себя, сама готовила, если находила дома продукты, стирала и гладила. Правда, всё получалось у неё невкусно и некрасиво. Но Лидию это не смущало. Ведь у неё всё в будущем, и это главное – то, что ждёт её впереди. А досадные бытовые неурядицы – это мелочи. Это не главное. Если обращать на них внимание, никогда не доберёшься до самого важного в жизни.
Татьяна выросла совсем в другой семье, где взаимопонимание и взаимоуважение были основой существования этой семьи. Её отец Николай Бобров был культурным, интеллигентным, но нерешительным человеком. Наверное, это и мешало ему стабильно вести свои дела. Маятник судьбы раскачивал семью Бобровых в разные стороны. Он забрасывал их то в район высшей британской аристократии Риджентспарк, то в скромную 2-комнатную квартирку без удобств на восточной окраине Лондона. То несколько отпускных сезонов подряд Бобровы проводили на пляжах Италии, Испании, Франции, то, случалось, на ужин у них не было ничего, кроме чая. Но семья была маленькой сплочённой ячейкой, и это позволяло им довольно быстро выбираться из неудач и снова оказываться на гребне волны.
Татьяна и Лидия познакомились ещё будучи детьми, когда Бобровы в очередной раз обанкротились. Глава семьи куда-то не туда вложил инвестиции, и в результате семья оказалась в деревянном двухэтажном доме, где жило много семей. Семья Лидии Козиной была самой громкой, потому что там постоянно дрались, рыдали, жаловались на судьбу и обвиняли друг друга. И всё это продолжалось бесконечно, ежедневно, еженощно, никто не менял линии поведения, никто не пытался что-то изменить в этом безумии. Никто не пытался остановиться и спросить себя: почему мы так живём?
Для Тани соседские скандалы были потрясением и откровением. Она не знала, что бывают такие семьи. Она видела, как её родители относятся друг к другу и к ним, детям. Она знал, что ею дорожат и отец, и мать, и старший брат – и не могла представить себе, что Лидия, такая же девочка, как она, не нужна своим родителям, которые заняты исключительно собой. И, опять же, заняты собой не в смысле личной жизни или карьеры, а в смысле пьяных драк и семейных скандалов. Таня была очень привязана к своим родным и не могла представить, что у другого ребёнка этого может не быть.
Она наблюдала за жизнью Козиных, и Лидия, с её стойкостью и запасом прочности, вызывала у неё восхищение. Жить в таких условиях, когда оставалось одно желание: чтобы пьяный отец перестал скандалить и драться и уснул, и поскорее самой лечь спать, потому что завтра рано вставать в школу – и не сломаться, верить в будущее и упрямо идти навстречу своей мечте. Это может только сильный человек.
Вскоре Бобровы уехали из того дома, который остался в их памяти лишь кошмарным воспоминанием. Но Татьяна не хотела рвать связь с Лидией. За прошедшие годы они то теряли друг друга из виду, то вновь находили. Когда Лидия сказала, что уже достаточно сильна финансово, чтобы жить отдельно от родителей, Татьяна полностью одобрила это решение и договорилась с хозяином того дома, где снимала квартиру, чтобы поселить сюда Лидию. Так они опять оказались в соседних квартирах. Татьяна была рада такому повороту событий. Она уже обожглась с неверными подругами, пустоголовыми болтушками, которые сплетничали, двуличничали, предавали.
В Лидии не было лукавства, ехидства, лицемерия. Она никогда никого не обсуждала и не осуждала. Именно поэтому Татьяна считала её самым надёжным другом, который никогда не подведёт и не нанесёт удара в спину. Правда, при всём при этом Лидия была неуклюжая, неловкая, нескладная, безвкусная – но такой её создал Господь. Татьяна принимала её и любила такой, какая она есть, не пытаясь что-то изменить в ней – ведь это неблагодарная затея.
Других подруг у Лидии не было. Таня понимала это по-своему: не каждый может разглядеть в ком-то внутреннюю красоту, а не только внешний лоск. А то, что она не умеет шикарно одеваться в ногу с модой и варит невкусные супы – так ведь её никто и не учил, как правильно это делать.
Со временем Лидия всё больше замыкалась в себе и своей медицине. При том, что всё, что бы она ни делала, у неё выходило скверно, оказалось, что профессию она выбрала правильно. Со своими обязанностями она справлялась блестяще и потому не без оснований считала, что способна на большее. Стать врачом было её единственной мечтой и целью в жизни.
– Как поживает Володя? – наконец-то спросила Лидия.
Таня смутилась. Она знала, что её брат нравится Лидии. И он об этом знал. Он очень уважал подругу сестры, но как женщина она его не интересовала.
– Он уехал в Альпы, на горный курорт. Катается там на лыжах. У него творческий кризис. Он ушёл из газеты, понял, что о спорте больше писать не может, а другого пока ничего не нашёл. – Всё это Таня произнесла как можно более безразличным тоном, чтобы не задеть чувств подруги.
У Лидии никогда не было ни одного мужчины. У неё не было даже лёгкого флирта. Никто даже в шутку с ней не заигрывал. Лидия убеждала себя и подругу, что никакие мужчины ей триста лет не нужны, ей главное сделать карьеру. Чтобы не обидеть, Таня вслух соглашалась с ней, а сама вспоминала те времена, когда они были ещё школьницами, и Лидия признавалась, что хочет стать роковой женщиной, из-за которой мужчины сходят с ума, стреляются на дуэлях, бросают к её ногам цветы, драгоценности и остатки рассудка, а женщины чтоб безумно завидовали и скрежетали зубами от злости. Не сложилось…
