Татьяна размышляла, стараясь отогнать от себя самую страшную мысль. Ведь ко всему, о чём она думала, должна добавляться приставка «если». Если операция прошла успешно. Если же операция окажется неудачной и Кэт, сняв повязку, снова ничего не увидит, то трудно себе представить, какова будет моральная травма несчастной девочки и как она на это отреагирует. Татьяне даже в голову не приходило, что ей делать в таком случае, как себя вести и какие слова говорить. Она старалась не думать о таком исходе и, будучи сама оптимисткой, настраивала Кэт только на благоприятный результат. А вот сейчас, когда оставалось несколько часов до решающего момента, Татьяне стало не по себе. Она поняла, что взяла на себя слишком большую ответственность. Если операция окажется неэффективной, Кэт получит тяжёлое моральное потрясение и тогда уже вся вина будет возложена на неё, на Татьяну Боброву. И никуда она не денется от сознания своей вины, ведь именно она втянула Кэт в эту авантюру с операцией, убеждая, что Кэт обязательно прозреет…
Татьяна глянула в окно. Вечерело. «Пожалуй, мы снимем повязку завтра, при дневном свете. Негоже впервые увидеть мир в сумерках. Ведь Кэт запомнит этот миг прозрения на всю жизнь», – подумала она. Всё-таки лучше было ехать домой на метро. Хоть там и давка, и масса неудобств, а вышло бы быстрее, чем торчать в пробке.
Но зато такси подвезло её прямо к подъезду. Поднимаясь, Татьяна нащупала в сумочке ключ. Два-три дня назад у неё случилась досадная неприятность: она обнаружила, что потеряла ключ от квартиры. Тогда ей пришлось идти к Лидии, у неё она оставила свой запасной, чтобы та могла навещать Кэт в её отсутствие. Вчера они сделали новый ключ. Правда, где-то в уголке сознания промелькнуло, что надо бы сменить замок, ведь это могла быть и кража ключа. Но замок – это потом, сейчас надо решать проблемы с Кэт. Татьяна почувствовала, что сердце забилось чаще, а по телу пробежала нервная дрожь. «Я ей скажу, что снятие повязки отложим на завтра, – подумала она, – я ей всё объясню. Только бы Кэт согласилась! А если она захочет сегодня?» Татьяна поняла, что сама очень боится предстоящего действа, и потому готова всячески оттягивать его. Кэт, наверное, хочет поскорей видеть всё вокруг своими собственными глазами, а Татьяна уже чуть ли не физически ощутила груз ответственности на своих плечах. Как он давил, Боже, как он давил! И зачем только она ввязалась в эту историю! Да нет же, всё будет хорошо, ведь оперировал профессор…
Непослушными от волнения пальцами Таня открыла дверь. В квартире было темно. «Значит, Лидия ещё не заходила», – подумала она. Обычно Лидия включала свет, а Кэт этого никогда не делала, она могла сидеть и без света.
– Кэт, привет! Где ты? Как у тебя настроение? – Таня в темноте искала выключатель, и, споткнувшись обо что-то, едва не упала. – Ты готова…
Лампочка зажглась, и Татьяна увидела, ЧТО лежит у неё под ногами. Это была Кэт… Неподвижная Кэт в луже крови с кухонным ножом в сердце… И тут сознание Татьяны как бы раздвоилось. Одна Татьяна закричала, упала на колени возле Кэт, другая словно со стороны наблюдала за ней: «Чего ты кричишь? Ты же не боишься ни мышей, ни лягушек, ни мафии – чего же ты сейчас кричишь? Ведь это происходит не с тобой. С тобой просто не может произойти ничего подобного. Чей-то дурной сон тебе видится наяву, это не ты стоишь на коленях возле бездыханного тела…»
Татьяна, которая склонилась над Кэт, видела нож в её груди и думала, что может спасти её, если вытащит нож. И хотя в мозгу билась мысль: «Не бери его! Не бери его!» – она знала, что не надо его трогать, что в плохих детективах случайные свидетели берут в руки орудие убийства и тогда на них падает подозрение, она всё-таки вынула его. Она держала окровавленный нож и не понимала, зачем его взяла и зачем он в её руках.
– Кэт, боже мой, Кэт, отзовись! Покажи, что ты жива!
Другая Татьяна, которая наблюдала, цинично ухмыльнулась: «Зря ты схватила нож. Теперь на тебя всех собак повесят. Испугалась? Да не переживай, это же не твой сон. Всё будет хорошо. Это всё происходит не с тобой».
– Кэт, Кэт! – обезумев, звала Татьяна, которая сидела на полу.
«Не рви сердце, – отвечала ей та, что наблюдала со стороны. – Скоро это наваждение пройдёт, и ты увидишь, что всё это тебе приснилось, показалось, померещилось. Ты будешь потом долго смеяться над этой историей».
Татьяна, сидящая на полу, чувствовала, что надо что-то делать, куда-то бежать, кого-то звать, но у неё совершенно не было сил подняться. Когда она почувствовала, как чьи-то сильные руки её поднимают и увидела полицейскую форму, то почти не испугалась. «Это всё не со мной. Это не меня ведут сквозь толпу, – думала она, щуря глаза от ярких вспышек фото– и телекамер. – Надо же, сколько полицейских машин с мигалками понаехало, наверное, со всего Лондона собрались. Что я здесь делаю?»
Вторая Татьяна сочувственно смотрела ей вслед…
В аэропорту Хитроу Владимир ожидал багаж и нетерпеливо бросал взгляды на толпу встречающих. Он искал Татьяну и не видел её. «Наверное, она где-то за колонной. Или за тем толстым дядькой». Но её не было. Вот уже чемоданы в руках. Он вышел к встречающим. Кругом люди целовались, обнимались после разлуки, шуршали целлофановые упаковки цветов, а Тани нигде не было. «Неужели она опаздывает? – подумал Владимир. – Такого за ней не наблюдалось. Хотя, наверное, она попала в пробку, нервничает где-то на дороге». Владимир отошёл в сторонку и стал ждать. «Она должна с минуты на минуту прийти. Если я уйду, мы можем разминуться». Он пытливо смотрел на людей, надеясь увидеть сестру – вот-вот она должна вынырнуть из этого потока.
Он привёз из Австрии множество подарков ей и её загадочной подруге Кэт. Таня столько нарассказывала по телефону про неё, что он чувствовал себя обязанным оказать внимание и ей. В его багаже приехали сувениры, безделушки, куколки в национальных тирольских нарядах, разная бижутерия – пригоршнями на двоих, ещё он купил по лёгкому шарфику (не знал, правда, с чем их надо носить и какой цвет нужен), кофточки разные и книги-путеводители по Австрии с фотоальбомами. Владимир уже предвкушал, сколько радости будет сегодня у девчонок – рассматривание подарков, примерка, охи, ахи, а потом они все вместе будут смотреть фотоальбомы про Альпы, Вену, Зальцбург, Инсбрук. Он расскажет, как ветер свистел в ушах, как приземлился на мягкий снег… Да, ведь есть ещё бутылка шампанского! Они договаривались открыть её в честь Кэт, когда она увидит мир собственными глазами. На сегодняшний день это уже должно свершиться. Если всё прошло удачно, то Кэт сегодня будет вместе с ними рассматривать фото тирольской столицы и свои подарки…
Владимир глянул на часы. Он уже сорок минут ждал Татьяну. После некоторых колебаний он решил больше не ждать. Он неторопливо пошёл, с надеждой вглядываясь в лица людей и ища среди них одно, родное.
«Наверное, она просто не смогла приехать в аэропорт. Какое-нибудь задание редакции, или Кэт…» Он внезапно остановился, потому что вдруг увидел её лицо. Потом ещё одно и ещё… Он повернулся в другую сторону и снова увидел красивое лицо сестры с грустными глазами. Её фото были вывешены в газетных киосках. «Тайм», «Гардиан», «Обсервер», «Санди таймс», «Дейли телеграф энд морниниг стар», «Санди-телеграф», «Дейлиэкспресс»… И везде Татьяна… Ещё не веря собственным глазам, он сделал несколько шагов к одному из киосков. Заголовки били наотмашь. «Известная журналистка подозревается в убийстве», «Перо репортёра и нож убийцы», «Смрадная изнанка изысканной леди»…
