– Добрый вечер, Алексей Георгиевич, – кивнула Клинкевич, –
это наши гости из Башкирии, о которых я вам говорила. Насколько я знаю, вы
сегодня остаетесь дежурным врачом. Можете все им показать и рассказать. Я уже
рассказала им о нашумевших похоронах Боровковой…
Мокрушкин уныло кивнул.
– Покажите им все, – повторила Светлана Тимофеевна, – я
думаю, что часа за два они управятся. А машина пусть подождет. Я думаю, что
Дмитрий уже не понадобится Федору Николаевичу. Он, наверно, сразу же после
совещания поедет домой и уже не вернется сюда.
– Большое спасибо за ваше гостеприимство.
– Надеюсь, что завтра мы с вами увидимся. – Она поднялась
из-за стола, пожала каждому из гостей руки. – Алексей Георгиевич, –
требовательно произнесла она, – в следующий раз, если Зинаида захочет меняться
сменами, пусть она поставит в известность именно меня. А кто сегодня еще
работает?
– Сама Клавдия Антоновна, – сообщил Мокрушкин.
– Вот так всегда, – развела руками Клинкевич, – про наших
врачей, даже если они имеют ученые степени, не говорят «сама», а про нянечку
или санитарку могут выдать такое! Это тоже уровень провинциального сознания. От
него нужно избавляться, Алексей Георгиевич. Я вам об этом много раз говорила.
Иначе вам будет трудно в дальнейшем.
Он согласно кивнул.
– До свидания, – сказала на прощание Клинкевич, – завтра в
десять я буду на своем рабочем месте. Обращайтесь по всем вопросам, я готова
вам помочь. И не забудьте передать наш привет вашему премьер-министру. Когда вы
планируете вернуться?
– Через два дня, – ответил Дронго.
– Значит, мы еще увидимся. До свидания!
Они вышли из кабинета в сопровождении Мокрушкина. Вейдеманис
выразительно посмотрел на Дронго.
– Инициативная женщина, – сказал он с подтекстом, сделав
ударение на первом слове.
– Да, – согласился Дронго, – сразу заметно, что она знает и
любит свое дело. Особенно свою работу.
Эдгар увидел улыбку на лице Дронго и согласно кивнул.
– Алексей Георгиевич, – обратился Дронго к молодому врачу, –
давайте сразу начнем с осмотра основного корпуса. Я думаю, что так будет
правильно.
Светлана Тимофеевна, все еще в белом халате, вышла в
коридор. Кивнув на прощание, она прошла к лестнице, спустилась вниз.
– Кажется, у нее напряженные отношения с главным врачом, –
заметил Дронго, обращаясь к Мокрушкину.
Тот неопределенно пожал плечами. Ему явно не хотелось
говорить на такую опасную тему. Дронго хотел еще что-то спросить, но тут
увидел, что по коридору к ним идет высокая полная женщина в белом халате. Ее
волосы были собраны в узел.
– Алексей Георгиевич, вы там нужны, – попросила она.
– Что случилось, Клавдия Антоновна? – спросил врач. – Это
наши коллеги. Можете говорить при них.
– Она умерла, – сообщила женщина, – идемте быстрее.
Глава 6
Мокрушкин взглянул на гостей. – Извините, – торопливо сказал
он, – я должен идти. Если хотите, можете пройти со мной. Вы ведь врачи?
– Почти, – хмуро ответил Дронго.
Где-то за окном завыли собаки. Сначала одна, потом вторая,
третья. В этом было нечто мистическое. Гости вздрогнули.
– Вот так всегда, – недовольно сказала Клавдия Антоновна, –
как только один из пациентов умирает, так они сразу затягивают свой хор. И все
знают, что в этот момент кто-то умер. Прямо как сигнализация какая-то. И
больные нервничают. Нужно наших собачек куда-то убрать.
Они прошли в предпоследнюю палату, Мокрушкин открыл дверь,
входя первым, за ним Клавдия Антоновна. Гости переглянулись. Дронго нахмурился
и решительно вошел, следом за ним – Вейдеманис. Впрочем, в том, что они
увидели, не было ничего страшного или трагического. На кровати лежала
изможденная женщина. На вид ей было не меньше семидесяти. Она лежала так,
словно заснула, и лицо ее было умиротворенным и спокойным, словно она сделала
все, зачем пришла в этот мир. Если бы не ее худые, почти бесплотные руки и
ввалившиеся щеки, можно было бы сказать, что эта старуха вполне здорова.
Мокрушкин подошел к ней, проверил пульс, отключил аппаратуру, накрыл лицо
одеялом и обернулся к гостям.
– Вот и все, – негромко сказал он, – она уже отмучилась.
Санубар Идрисова, жена нашего руководителя коммунального хозяйства. Она сама
решила переехать сюда. Обычно мусульмане не отдают своих больных в наш хоспис,
вы об этом знаете лучше меня. Но она сама настаивала. У нее дочь в Америке
живет с мужем, а сын давно в Австралии. А у мужа больное сердце, вот она и
решила сама сюда переехать, чтобы никого не тревожить. Придется завтра звонить
ее супругу. Он как раз вчера навещал жену, они разговаривали…
– Сколько лет ей было? – спросил Дронго.
– Сорок восемь, – ответил Мокрушкин, – она в восемнадцать
лет замуж вышла. Сыну уже двадцать девять, а дочери двадцать семь. И трое
внуков от дочери. Но всех судьба раскидала по разным местам.
Дронго тяжело вздохнул. Он был уверен, что умершей не меньше
шестидесяти.
– Вы можете ей что-то сказать, – неожиданно предложила
Клавдия Антоновна.
– Что сказать? – не понял Дронго, повернувшись к санитарке.
– О чем вы говорите?
– Она была мусульманкой, – спокойно пояснила пожилая
женщина. – А вы приехали из Башкирии. Прочитайте молитву, если можете. А если
не можете, то скажите несколько слов, ей наверняка было бы приятно.
– Да упокоит Господь ее душу, – произнес Дронго, взглянув на
лежавшее под одеялом вытянутое тело.
– Спасибо, – кивнула Клавдия Антоновна, – вы можете идти.
Алексей Георгиевич, вы сами заполните журнал?
– Да, конечно.
Сыщики вышли из палаты.
– Вот и все, – негромко сказал Вейдеманис, – был человек – и
нет человека. Все так просто и обыденно, как будто в порядке вещей.
– У нас именно так, – согласился Мокрушкин, – это место, где
люди уходят. Гораздо приятнее работать в родильном доме. Место, где появляются
новые люди и радуются новой жизни. Но уверяю вас, что там тоже хватает своих
трагедий. Простите, что мы начали наш обход именно с этого печального события,
но так уж получилось. Что именно вас интересует?
– Все, – ответил Дронго. – Как устроен ваш хоспис, сколько в
нем пациентов, в каких условиях они живут, как работают ваши врачи.
– Пойдемте, я все покажу. У нас как раз сейчас ужин
заканчивается.
– Больные ходят в столовую?
– Мы не говорим «больные», мы называем их пациентами. Обычно
в столовую многие не ходят, не хотят есть вместе со всеми. Кто хочет, может
пройти, столовая в конце коридора на первом, рядом с кухней. Остальным нянечки
носят еду прямо в палаты. На втором этаже у нас реанимационные. Сейчас там пять
человек… уже четыре, – поправился Мокрушкин. – Остальные девять внизу. Кабинеты
врачей тоже внизу, а руководство на втором этаже. Там же у нас операционная и
рентген-кабинет.
