– Я психолог, – ответил Дронго.
– Примерно так я и подумала. С точки зрения психологии очень
эффектный и впечатляющий жест. Вы сразу завоевали не только мое сердце, но и
симпатии всех остальных женщин нашего хосписа. О вашем поступке уже все знают.
– Я на подобное даже не рассчитывал. Хотелось выразить вам
мое восхищение.
– Не подлизывайтесь, иначе перегнете палку. Итак, вы
психолог, который прибыл в наш хоспис, чтобы поговорить с больными. Хотя нас
здесь называют пациентами. Пусть будут пациенты. Что вас интересует?
– Прежде всего сама обстановка в вашем учреждении. Отношения
между людьми, отношения боль… пациентов с врачами, – поправился Дронго.
– Не знаю, что вам сказать. Это самый элитарный хоспис,
который только может существовать в нашей стране. Здесь великолепные условия,
недалеко протекает речка. Если бы среди наших мужчин были рыболовы, они не
упустили бы такой момент. Но рыба, похоже, интересует их только в жареном виде.
Вы видели, какой сад разбили за домом? Это творение рук супруги нашего главного
врача. Прекрасно кормят, у каждого своя индивидуальная диета. Хотя мне об этом
лучше не говорить. Я уже давно сижу на каких-то кашицах или кипяченой воде. Мне
почти ничего нельзя есть. Даже смешно. Всю свою жизнь я сидела на диетах,
пытаясь сохранить фигуру, а когда могу позволить себе все, что угодно, именно в
это время мне уже ничего нельзя есть. Наверно, так и должно было случиться. Я
слишком серьезно относилась к своей фигуре и не очень серьезно относилась к
своему здоровью.
– Вы по-прежнему в хорошей форме.
– Не нужно. В хорошей форме сюда не попадают. Вот Казимира
Желтович у нас в хорошей форме. Ей уже столько лет, что ее рак вообще не
развивается, и она, возможно, переживет всех нынешних пациентов. А мой диагноз
мне хорошо известен. Я только буду просить врачей не позволять никому меня
видеть в тот момент, когда я потеряю сознание от боли и превращусь в мечущийся
комок человеческой плоти. Главный врач обещал мне. Я хочу уйти, оставив после
себя легенду, если хотите.
– Я думаю, вы уже оставили след в нашем искусстве.
– След оставила Галина Уланова. Я ведь начинала еще тогда,
когда она выступала. Или Майя Плисецкая. Она старше меня, но сумела сохранить удивительную
форму. И знаете, за счет чего? Мне кажется, что все эти годы ее поддерживало
удивительное отношение ее мужа к ней. Такое бережное и трепетное одновременно.
Мы ведь все не ангелы, но ей действительно можно позавидовать. Вы знаете, я еще
никому об этом не говорила. Я ведь заканчиваю свои мемуары. Вернее, уже
закончила, и теперь мне привозят рукопись по частям на последнюю правку. Я
надеюсь, что смогу закончить эту работу еще до того, как меня переведут на
второй этаж. Мне очень важно закончить мою книгу мемуаров. Я старалась писать
ее честно. Но издавать книгу будут только после моей смерти. Я так решила…
– Наверно, будет интересная книга, – вежливо согласился
Дронго.
– Давайте поговорим о том, что именно вас интересует. А то я
слишком разговорилась – все о себе и о себе.
– У вас недавно умерла одна из ваших пациенток.
– Санубар Идрисова. Она умерла сегодня ночью.
– Нет, я не про нее. До нее умерла Генриетта Андреевна
Боровкова.
– Ах, о ней. Действительно, выдающаяся женщина. Редкая
мегера, которая умудрялась даже в хосписе портить нервы всем окружающим – от
главного врача до нашего сторожа.
– Неужели все было настолько серьезно и ее так не любили?
– Боюсь, что попросту ненавидели. Она всех доставала своим
несносным характером. Есть люди, которым просто противопоказано человеческое
общежитие. Ее нужно было отправить на необитаемый остров, где она умудрилась бы
поругаться с черепахами или рыбами.
– Такой плохой характер?
– Ужасный. Но потом она быстро отходила, переживала,
страдала. Сначала обижала людей, а потом из-за этого нервничала. Есть такие
странные характеры. Но умерла, как праведница, во сне. Говорят, что даже не
мучилась. Ее перевели на второй этаж, хотя она чувствовала себя довольно
хорошо. Но, наверно, стресс был сильным. К тому же она оставалась в палате с
другой местной «достопримечательностью» – нашим Героем, Тамарой Забелло. Двум
лидерам ужиться в одной палате было невозможно. Наверно, она понервничала, ее
отправили наверх, а это вызвало стресс, и сердце не выдержало. Умерла во сне.
– А может, ей помогли?
– В каком смысле? Вы хотите сказать, что ее могли убить?
Нет. Только не это. Тамара Рудольфовна никогда бы на такое не пошла, посчитала
бы ниже своего достоинства. Желтович вообще руки ни на кого поднять не может,
Ярушкина слишком интеллектуальна для подобных упражнений. Кравчук не выходит из
своей палаты уже давно, не хочет показываться на людях. Остается Витицкая, но
она меньше остальных общалась с умершей. Нет, среди наших женщин таких врагов у
нее не было, это точно.
– А среди мужчин? Говорят, что она публично оскорбляла
Угрюмова…
– Да, я была свидетелем этой безобразной сцены. Но вы знаете
хотя бы одного мужчину в мире, который в ответ на оскорбление женщины решил бы
убить ее, если это не его жена или любовница? Они смертельно обижаются только
на своих близких, считая, что те, безусловно, должны ценить их мужские и
человеческие качества. А остальные женщины их вообще не интересуют, даже если они
будут материться как мужики. Извините меня за эти слова. Возможно, я не права.
Угрюмов просто ушел из столовой. Он бы не пошел убивать ее из-за каких-то
дурацких замечаний. Она ему сказала, что нужно было меньше пить. В общем,
правильно сказала. Но он, конечно, обиделся. Хотя потом она извинилась, и об
этом все знают.
– Публично?
– Нет. Пошла к нему и извинилась. Но это абсолютно точные
сведения. Моя соседка слышала их разговор.
– А другие двое мужчин?
– Мишенин умница, интеллектуал. Он понимал, как сложно здесь
приходится Генриетте Андреевне, и всегда поддерживал ее. А Радомира уже давно
вообще ничего не интересует. Нет, наши мужчины на подобное тоже не способны.
– Я только хотел узнать ваше мнение, – сказал Дронго.
– Не знаю, какой вы психолог, но вопросы у вас как у
опытного следователя. На вашем месте я бы не искала преступника среди пациентов
хосписа. Мы все почти в одинаковом положении и сейчас меньше думаем о наших
обидах, чем о своих болячках. Лучше обратите внимание на наш персонал.
Возможно, вы уже поняли, что между нашим главным врачом и его заместительницей
идет настоящая война и они пытаются переманить на свою сторону персонал. Пока
возможности Степанцева больше, но он постепенно слабеет, и заместитель пытается
постепенно отбирать у него власть. Шажок за шажком. Чем все это закончится,
никто пока не знает, но война идет нешуточная.
