– Успокойтесь, – попросил Дронго, – лучше войдите внутрь и
потом кричите. Чтобы нас не было слышно в коридоре.
– Здесь я хозяйка и сама решаю, как мне лучше поступать, –
отрезала Светлана Тимофеевна, но в кабинет все-таки вошла.
– Зинаида, вы можете идти, – кивнул Дронго, – мы с вами
потом переговорим.
Санитарка сделала шаг по направлению к дверям.
– Подождите, Зина, – грозно остановила ее Клинкевич, – я
должна понять, что здесь происходит. Кто такие эти люди и почему они так
бесцеремонно нам лгали?
– Не нужно начинать сразу на таких повышенных тонах, –
посоветовал Дронго, – лучше сесть и успокоиться. Тогда я, возможно, попытаюсь
объяснить вам ситуацию.
– Нет, вы будете говорить в присутствии Зины. Я не останусь
с вами наедине, – крикнула она.
В этот момент дверь снова открылась. На пороге стояли Федор
Николаевич Степанцев и Эдгар Вейдеманис. Степанцев вошел в кабинет, следом за
ним – Эдгар.
– Зинаида, вы можете идти, – разрешил главный врач.
Клинкевич не посмела оспорить его приказ, и Зинаида быстро
выскочила из комнаты. Степанцев уселся на стул, посмотрел на пунцовую от
возмущения Светлану Тимофеевну.
– Вы кричите так, что слышно в другом конце коридора, – тихо
сказал он. – Какие у вас претензии к нашим гостям? Можете внятно их изложить?
– Они нас обманули. Они пробрались в закрытое лечебное
учреждение обманным путем. Нужно вызвать милицию…
– Не суетитесь, – перебил своего заместителя Степанцев, –
никого они не обманывали. Это я пригласил их к нам в учреждение. Насколько я
помню наши правила, руководитель лечебного учреждения вправе определять круг
консультантов, которые могут помогать ему в его лечебной деятельности.
– Они не врачи, – протянула руку, как обвинитель на суде,
Светлана Тимофеевна.
– Да, не врачи. Они известные детективы из Москвы. Но это я
попросил их выдать себя за гостей из Башкирии, чтобы не пугать наших
сотрудников и пациентов. Вы лучше сядьте, Светлана Тимофеевна, иначе вам трудно
будет переварить всю информацию, которую вы сейчас услышите.
– Ничего, я постою, – возмущенно ответила она.
– Дело в том, что наша Генриетта Андреевна умерла не
собственной смертью, – пояснил главный врач, – ее убили.
– Что? – Она чуть не поперхнулась, обводя растерянным
взглядом всех троих мужчин. – Что вы сказали?
Она даже пошатнулась, и Эдгар вежливо подставил ей стул. Она
тяжело опустилась на него.
– Что вы сказали? – переспросила Светлана Тимофеевна.
– Ее убили, – подтвердил Степанцев, – именно поэтому я так
долго тянул с выдачей тела и оформлением документов. Михаил Соломонович,
которого я попросил все проверить, подтвердил мою версию. Но процесс был уже
запущен. Вы намеренно исказили информацию, рассказав о чудовищном поведении
главного врача, который мстит своей пациентке даже после смерти, не выдавая ее
тело родным. Мне начали звонить из приемной губернатора, потом вы организовали
давление через наш облздравотдел, и в результате мне пришлось выдать тело, не
начав расследования. В этом виноваты лично вы, Светлана Тимофеевна. Я думаю,
что смогу легко доказать, что именно вы организовали эту глупую и
провокационную статью против меня в газете и помешали мне передать дело в
прокуратуру.
Она смотрела на него изумленными глазами.
– Но я решил не сдаваться, – продолжал Степанцев, – поэтому
поехал в Москву и нашел лучших детективов, каких только можно было найти.
Поэтому они вчера приехали сюда и начали свое расследование.
– Вы за это тоже ответите, – прошипела она, собираясь с
силами. – Вы наняли своих молодчиков, чтобы запугать персонал, свалить всю вину
на меня, провести свое частное расследование. Но у вас ничего не выйдет. Узнав
об убийстве, вы обязаны были сообщить в прокуратуру. А вы этого не сделали.
Значит, вы будете отвечать за организацию частного расследования.
– Никакого частного расследования, – улыбнулся Степанцев. –
Вот копия моего письма в прокуратуру. Я отправил его еще два дня назад. Просто
почта у нас так плохо работает. Но штемпели будут стоять правильные. Еще два
дня назад я сообщил о том, что у меня есть подозрения по поводу смерти
Генриетты Андреевны Боровковой и я прошу провести повторное расследование с
возможной эксгумацией трупа. Мое заявление подписал и Михаил Соломонович. Вот
оно, перед вами…
Клинкевич нахмурилась.
– И еще, – добавил не без торжества Федор Николаевич, – я
полагаю, что родным и близким Боровковой мы сообщим о том, почему так спешно
состоялись похороны и теперь мы вынуждены пойти на такую варварскую меру, как
эксгумация трупа. Полагаю, что в этом тоже обвинят именно вас, уважаемая
Светлана Тимофеевна.
– У вас ничего не выйдет, – поднялась она со стула, – я
пожалуюсь самому губернатору.
– Хоть президенту, – ласково согласился главный врач. –
Убили такого известного человека, а вы не дали нам нормально провести
расследование. И сейчас мешаете. Ваш крик слышали все наши сотрудники. Разве
так можно, Светлана Тимофеевна? – иезуитски спросил он. – Я думаю, что мы
найдем журналистку, которая напечатала первую статью, и опубликуем вторую,
которая навсегда закроет вашу карьеру.
– Вы не посмеете. Вы не имеете права, – окончательно
запутавшись, сказала Клинкевич.
– Очень даже имею. Давно мечтал об этом. У меня есть к вам
конкретное и очень неплохое предложение: напишите заявление. Вам трудно сюда
приезжать, все-таки каждый день полтора часа туда и обратно. У вас семья,
ребенок, по профессии вы офтальмолог… Не сомневаюсь, что вам найдут хорошее
место где-нибудь в глазной больнице; возможно, через некоторое время вы даже
станете главным врачом. Только здесь не ваше место, Светлана Тимофеевна; вы же
должны понимать, что оно слишком мелко для такой крупной птицы, как вы.
Напишите заявление, и я дам вам блестящую характеристику. А ваш муж сумеет вас
устроить, в этом я не сомневаюсь.
– Вы интриган и мерзавец, – с чувством произнесла она, – а
ваши наймиты всего лишь проходимцы. Пустите меня! – крикнула она Эдгару,
стоявшему в проходе, и вышла, громко хлопнув дверью.
– Как вы думаете, она напишет заявление? – спросил Федор
Николаевич.
– Обязательно, – сказал Дронго, – зачем ей портить свою
карьеру? Между прочим, она вообще не врач, и ей здесь действительно не место.
– Это вы сейчас поняли? – уточнил Степанцев.
– Нет, вчера. Ваши сотрудники знают, что собаки воют всякий
раз, когда кто-то в хосписе умирает. Вчера, когда мы с ней встречались, она
попрощалась с нами и вышла из здания, усаживаясь в машину. Как раз в этот
момент завыли собаки, ведь умерла в своей палате Идрисова. В это трудно
поверить, но она не остановила машину и даже не поинтересовалась, что именно
здесь произошло. Ведь она и так задержалась из-за приезда гостей. Просто
уехала, даже не поинтересовавшись, почему воют собаки. Идрисова умерла, когда
она садилась в машину, но Мокрушкину и в голову не пришло ее остановить. Такие
врачи не должны здесь работать, – убежденно закончил Дронго.
