Все это вызвало шок в Петербурге!
Цель была достигнута. Впервые заговорили о могуществе террористов. Имя Кравчинского было у всех на устах. Но самое удивительное – напавший врасплох на безоружного немолодого человека Степняк-Кравчинский становится для многих бесстрашным Робин Гудом!
И это было новое поражение государя сразу после унизительного мира.
«Жертва баб и литераторов»
Новым шефом жандармов император назначил боевого генерала, 60-летнего Александра Дрентельна, славно воевавшего в Балканскую кампанию. Но уже вскоре генерал с изумлением обнаружил, что террористы незримо присутствуют… в его собственном кабинете!
В это время в Петербурге одним из самых влиятельных политических салонов считался салон генеральши Александры Богданович. Генерал Богданович был членом Совета Министерства внутренних дел, уважаемым старостой Исаакиевского собора. Гостеприимная генеральша собирала в своем салоне цвет петербургской бюрократии. И аккуратно записывала в дневнике разговоры своих именитых гостей.
Генеральша рассказывает в своем дневнике, как вскоре после назначения Дрентельна (в середине марта) у нового шефа жандармов обедали двое его приятелей.
«После обеда они перешли в кабинет, где на столе увидели социалистический журнал «Земля и воля». Номер был не тщательно напечатан… Дрентельн сделал это замечание, но нашел, что все довольно литературно написано. (Даже шеф жандармов хочет показаться вольнодумцем – это модно! – Э.Р.) На другой день он получил письмо, в котором социалисты благодарили за оценку и заверяли, что недостатки эти они скоро исправят! Вот люди!».
«Вот люди!» – в этом восклицании генеральши – ужас бессилия.
А шеф жандармов тогда только посмеялся. Не оценил того, что оценила умная Богданович. Не увидел постыдной беспомощности странного бессилия некогда всемогущего Третьего отделения. И уже через несколько дней ему преподали урок.
13 марта около часа дня карета Дрентельна ехала вдоль Летнего сада, направляясь к Дворцовой площади, в Зимний дворец. Его карету обогнал молодой денди. Он и прежде встречался на пути генерала. Молодого человека трудно было не запомнить. «Стройный красавец с изящными манерами на великолепной английской лошади, все светские дамы, проезжавшие в открытых колясках, заглядывались на него в свои лорнеты», – так описывал этого всадника землеволец Николай Морозов.
На этот раз молодой человек скакал в карьер и, обогнав карету шефа жандармов, неожиданно выхватил револьвер и выстрелил в Дрентельна. Но не попал. Пробил только стекло кареты.
Проскакав немного вперед, всадник на полном скаку повернул лошадь и поскакал навстречу карете Дрентельна. И вновь выстрелил. И вновь безуспешно. После чего благополучно ускакал.
Стрелявшего выследили (по взятой напрокат лошади) и задержали.
Им оказался некто Леон Мирский, естественно, из дворян, член все той же партии «Земля и воля».
Мирский успел поучиться в мятежной Медико-хирургической академии и даже посидеть в крепости за распространение нелегальной литературы. Выяснились и удивительные мотивы покушения.
Оказалась, у Мирского была невеста. Дерзкое убийство Степняком-Кравчинским Мезенцова восхитило девушку! Образ бесстрашного революционера, убивающего посреди бела дня шефа жандармов, завладел воображением красавицы… И ревнивый Мирский решил вернуть ее сердце самым верным способом – убить нового шефа жандармов.
Он связался с членом «Земли и воли» Николаем Морозовым. Землевольцы его идею одобрили. Мирский сделал все по правилам: сначала изучил постоянный маршрут генерала, нашел место, где карета замедляла ход. Но стрелял неважно и оттого не убил.
В тюрьме Мирский вначале оставался верен себе. К заседанию суда, на котором должна была присутствовать его невеста, попросил разрешения сшить… фрак у дорогого портного. В этом фраке его и приговорили к бессрочной каторге.
Государь, только вернувшийся из Крыма, язвительно написал на деле Мирского:
«Действовал под влиянием баб и литераторов».
Но царь был взбешен. Он сказал министру юстиции, что «не ожидал подобного приговора, ибо не сомневался, что Мирский будет повешен».
Но компетентные органы знали, для чего они подарили жизнь Мирскому. Кокетливый молодой человек быстро сломался, не выдержав заключения в тюрьме, и согласился стать провокатором.
Он будет работать на тайную полицию, шефа которой он недавно собирался убить…
«Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице»
Камарилья требовала от царя новых чрезвычайных мер, и немедленно.
Знаменитый публицист М.Н. Катков предлагает проводить закрытыми все процессы над террористами. Открытые процессы становятся учебником по террору. «Благодаря гласности… нигилисты целого мира смогут узнать, что из дальнобойного револьвера, чтобы попасть в голову на близком расстоянии, надо целить в ноги и что не следует покупать револьвера без предварительного испытания».
Но государь знает, что жесткие карательные меры и так принимаются, что гласность судов и так ограничена. Но почему-то не дают плодов. Для окончательного наступления на данные им же свободы наш двуликий Янус пока не готов. Все кончается тем, что государь обращается за помощью к… домовладельцам!
«Нужно, чтобы домовладельцы смотрели за своими дворниками и жильцами. Вы обязаны помогать полиции и не держать подозрительных лиц. Нельзя относиться к этому спустя рукава. Посмотрите, что у нас делается! Скоро честному человеку нельзя будет показаться на улице. Посмотрите, сколько убийств! Хорошо, меня Бог спас. Но бедного Мезенцова они отправили на тот свет. В Дрентельна тоже стреляли. Так я надеюсь на вас…»
Глава тринадцатая
Съезд цареубийц
«Слово – за револьвером и бомбой!»
В это время в партии «Земля и воля» начался великий раскол. Одни по-прежнему верят, что нужно просвещать крестьян – готовить к восстанию, работать в деревне. Их по прежнему именуют – «народниками» или презрительно – «деревенщиной». «Деревенщиной» их именуют другие землевольцы, называемые теперь «политиками». «Политики» считают работу в деревне бессмысленной: «Нужны столетия, чтобы неграмотных забитых крестьян, которые не умеют читать прокламации, боятся бунтовать и частенько выдают полиции своих просветителей, превратить в борцов со строем». Кучка героев добьется гибели царизма куда быстрее, если они используют новое оружие XIX века – террор. Террор против насилия власти вызывает уважение в обществе. И это доказали выстрел в Трепова и убийство Мезенцова. Они уже всколыхнули всю Россию. Только террор заставит всемогущую власть дрожать перед инакомыслящими и идти на уступки… Героизм террористов заставит уважать наши идеи, страх перед нами заставит обывателя давить на жалкое правительство. Слово – за револьвером и бомбой! Политический террор должен стать основным содержанием жизни «Земли и воли»…
