Императрица
Императрица разительно изменилась – скелет обтянутый кожей… Болезнь быстро прогрессировала после покушения Соловьева. Но еще быстрее – после переезда во дворец той женщины.
Александр сам ей сказал об этом. Императрица промолчала.
Теперь больная жила затворницей в окружении постаревших вместе с нею фрейлин. Она проводила в постели целые дни, и когда ее пытались развлекать, усмехаясь, говорила: «Зачем это пикник у одра?»
Она боялась, что с ней заговорят о той женщине… И дабы этого не случилось, невзначай рассказала фрейлинам, как одна из любимых фрейлин покойной императрицы намекнула ей о связи Николая I с Нелидовой.
И усмехаясь тонкими губами, добавила: «Если бы я услышала подобное разоблачение, я не смогла бы больше встречаться с этой фрейлиной».
Эти слова «святой» послужили всем уроком.
Император приходил к ней все реже и реже. Ее апартаменты: парадный альков, обитый алым штофом, мраморные девичьи лица кариатид над кушеткой, где лежит днем ее иссохшее невесомое тело… Салатная столовая, куда он все реже приходит пить кофе. И золотая гостиная, куда она выходит пройтись, опираясь на руку фрейлины. Горят свечи… Горят золотые стены… Золотая клетка, куда он поселил ее… Она ему прощает. Призванная прощать, она ни разу не проронила ни жалобы, ни обвинений. Тайну страданий и унижений, как и положено супругам пылких Романовых, она унесет в могилу…
Смерть была близко, пора было подводить итоги. Свой долг, ради которого везли немецких принцесс в постели русских царей, она хорошо исполнила. Она родила ему троих сыновей, но ее любимец умер. Кто-то еще в Средние века проклял их гессенский род. И как проклятье, наследником стал нелюбимый сын… Гигант с грузным бесформенным телом, простонародным приплюснутом носом. Шутка природы. Нужно было долго жениться русским царям на немецких принцессах… чтобы родить такого! И все в Саше – истинно крестьянское – его медленный ум, нечеловеческая звериная сила, его отвращение к Европе.
Ее убивала не болезнь, ее убивала ненужность ее жизни. Ей незачем и не для кого жить.
Там – наверху – в комнатах любовницы бегают его незаконные дети, там – шум, там – жизнь. Она уверена: там ждут не дождутся, когда придет за нею смерть.
Прощание
Он все-таки уговорил Машу послушать врачей и отправиться на зиму на Лазурный берег.
Ее везли «лечиться в Сан-Ремо» (как сказал император), или «умирать» (как сказала она). Она знала: он хочет иметь право не думать о ней. Он хочет уехать в Крым с нею.
И вот она уезжала в Сан-Ремо.
Наследник был на военных учениях и приехал в Гатчину на вокзал – проститься с матерью. Императорский поезд пришел из Петербурга в глубоких сумерках.
«Уже становилось темно. И все лица были мрачны, словно это было погребальное шествие» (граф Шереметев, адъютант цесаревича).
Поезд подошел к станции. У окна показался государь – высокий, стройный, в обычной белой фуражке с широким козырьком – мрачный, бледный и задумчивый. (Он как-то сразу резко помолодел накануне ее отъезда.)
Императрица с тонким, ставшим совсем иконописным лицом глядела из окна.
Наследник прошел в вагон, но вскоре вышел. Простились быстро.
Поезд тронулся… Как и все провожавшие, наследник думал, что больше не увидит мать.
Ливадийская идиллия
Теперь Александр был с Катей все дни. И уже вскоре они отправились в Крым – в любимую Ливадию. Вместе с царем в его вагоне ехали наследник, цесаревна и внуки.
И в другом вагоне – она. Катя.
Император проводил весь день в Ливадийском дворце с царской семьей и приезжавшими министрами. Но каждую ночь он покидал дворец.
Он садился на лошадь и в осенних южных теплых сумерках скакал к другой семье. Крымская ночь – пение цикад, запах полыни, шум моря… Уже 13 лет они жили вместе Катей, но обстоятельства не позволяли им стать скучными супругами. Они так и остались пылкими любовниками.
Но надо было возвращаться в осенний, промозглый Петербург. Впрочем, и в Крыму последние дни не баловали – полили осенние дожди. Уехал наследник с цесаревной. И последние дни Катя с детьми жила во дворце, а любовники спали вместе.
Министру двора Александру Адлербергу все труднее было делать вид, что ничего не замечает. Но он старался – играл в эту игру.
Приехал военный министр Милютин. Министр докладывал о результатах военного положения. Доклад вышел печальный – покушения продолжались.
Перед сном Александр, как всегда, записыл события в Памятной книжке:
«12 ноября. Встал в 1/49. Гулял, сыро, тепло, но мелкий дождь целый день. Кофе с Катенькой в комнате… Работал. В 11. Милютин и Адлерберг. Гулял… Обед в 7 ч., лег в 1/42».
Отъезд в Петербург был назначен на 17-е ноября.
Было два пути в Петербург – морем в Одессу и оттуда по железной дороге через Москву, где он всегда останавливался по возвращении из Ливадии. И второй – в экипажах до Симферополя. И дальше по железной дороге – через Москву в Петербург.
Он выбрал второй путь.
В Симферополь приехали вечером. Императорский поезд ждал его.
Когда его поезд отбыл из Симферополя, в Москву и в Одессу пошли срочные телеграммы. Это начали действовать все те же таинственные они.
Император не знал, что эта поездка должна была стать для него последней.
Глава пятнадцатая
Таинственный и великий И.К.
«Они» съезжаются
События, о которых не знал государь и которые должны были стать причиной его гибели, случились еще до его поездки в Ливадию – летом того же 1879 года.
В июне 1879 года в сонный, провинциальный городишко Липецк начали съезжаться молодые люди. Липецк был известен своими целебными грязями. Здесь находился курорт, основанный еще во времена императора Александра I, и здесь привыкли к приезжим. Но прибывшие атлетически сложенные молодые люди мало походили на больных. Тем не менее в гостинице, где остановились, они объявили, что приехали лечиться.
Немного предыстории
После выстрела Соловьева, расколовшего «Землю и волю», стало ясно, что сторонники и противники террора не могли быть более вместе.
И те, и другие уже не забывали истерическую сцену – крики ненавистников и сторонников террора. И тот нежданный стук в дверь, который не дал перебранке перейти в стрельбу.
И жаждавшие террора молодые люди решились образовать тайное сообщество внутри «Земли и воли». Сообщество имело выразительное название «Свобода или смерть».
