Время прибытия поездов свиты и царского в Москву было назначено на 10 и 11 часов вечера.
Все землекопы покинули дом. Николай Морозов, уходя, взял на память исторический камень из смертоносной галереи.
«Обсуждали, кому следует оставаться в квартире – ожидать царский поезд и произвести взрыв. Решили, что в доме остаются до конца Гартман и Перовская. …Роль лица, взявшегося произвести взрыв, сводилась лишь к тому, чтобы соединить пластинки коммутатора…» (С. Ширяев).
Итак, Сонечка должна была наблюдать. И при прохождении царского (четвертого) вагона – подать знак Гартману, находящемуся в доме. Тот соединяет провода, мина взрывается – и императорский поезд взлетает на воздух.
Наступил исторический миг.
И вот он показался – мчавшийся на всех парах первый поезд. Как указывалось в телеграмме, это был свитский поезд, и Сонечка его пропустила. Приблизительно через полчаса показался императорский. Первый вагон, второй… И вот – четвертый…
Сонечка подала условный знак Гартману.
Гартман соединил провода, и мощный взрыв потряс окрестности. Вагон буквально взлетел на воздух и рухнул, перевернувшись… Один за другим сходили с рельс остальные вагоны.
Счастливые Перовская и Гартман покинули дом. Царя больше не существовало.
Но они не знали главного
Военный министр Д. Милютин, ехавший в царском поезде, писал: «Царский поезд обыкновенно идет на полчаca позади другого, так называемого свитского поезда. На сей же раз он был пущен… по маршруту впереди свитского. Это было связано с техническими неполадками в паровозе свитского поезда. Государь не захотел ждать, пока сменят локомотив, и императорский поезд отправился первым».
Так что Перовская пропустила… императорский поезд! Который и шел первым. Взрывали они поезд свиты, который шел вторым.
Уничтожен был багажный вагон с крымскими фруктами, человеческих жертв не было.
Когда на воздух взлетали царские фрукты, царь в это время уже был в Москве.
Они знали его вагон!
В поезде он получил телеграмму от государыни из Ниццы.
Она пребывала, как писала, «в том же состоянии». Ему показалось, что она хочет вернуться и потому шлет эти безнадежные телеграммы.
Было совсем темно, когда въехали в Москву. На вокзале были выстроены войска. Играла музыка. Когда он отъехал от вокзала, услышал эхо далекого взрыва.
Он остановился в Кремле в Николаевском дворце. Здесь он родился… Д. Милютин: «Около 10 часов вечера въехали мы в Кремлевский дворец и не успели разобраться в своих помещениях, как узнали с удивлением, что второй поезд, шедший на полчаса сзади первого с частью свиты, прислугой и багажом, при самом въезде в предместье Москвы потерпел крушение от тайной мины. Очевидно, злодейское это покушение приготовлено против царского поезда; совершенно чрезвычайные обстоятельства (перемена поездов. – Э.Р.) ввели злоумышленников в заблуждение… Паровоз успел проскочить, а шедшие за ним два багажных вагона повалились на бок; прочие вагоны от толчка сошли с рельсов, но, к счастью, остались неповрежденными и ни один человек не пострадал».
Царь устраивался в комнатах, когда появился министр двора Александр Адлерберг. Адлерберг сообщил государю о том, что взорвали поезд свиты.
– Четвертый вагон свитского поезда превратился в мармелад, – сказал Адлерберг. – Но там были только крымские фрукты.
И вот тут император должен был побледнеть. Фрукты везли в четвертом вагоне свитского поезда… Его вагон в императорском поезде был также четвертым.
Теперь он понял: они знали все – и порядок следования поездов, и даже секретный номер его вагона. Кто-то очень осведомленный заблаговременно предупреждал их обо всем.
Передавали беспомощную фразу царя: «Что хотят от меня эти негодяи? Что травят они меня, как дикого зверя?»
Из Москвы он послал ответную телеграмму императрице: «Благополучно прибыл в Москву, где теперь 14 градусов морозу… Огорчен, что ты все в том же состоянии. Чувствую себя хорошо и неутомленным. Нежно целую».
На следующий день по Москве разнесся слух, что взрыв – дело рук студентов. Толпа ринулась к университету, но там уже стояла полиция…
В это время в Успенском соборе служили благодарственный молебен за здравие и чудесное спасение государя.
– Бог вновь спас меня, – сказал царь.
Он так и не узнает, что должно было быть два взрыва, и Бог спас его дважды во время этой ужасной поездки.
«Происшествие 19 ноября наложило на всю нашу Москву какой-то мрачный колорит, – писал военный министр Д. Милютин. – Под этим же тяжелым впечатлением совершался и наш переезд в Петербург. Принимались все возможные меры для предохранения Императорского поезда от какой-либо новой опасности. В Петербург не сообщили даже о часе прибытия Императора. Войска императорского гарнизона, все офицерство, начальство и даже императорская фамилия ожидали несколько часов на улицах и на вокзале, при чрезвычайном для столицы в это время жестоком морозе. Всякие телеграфные сообщения были приостановлены. На беду, ночью поднялась метель. Император прибыл в Петербург только около 3-х часов пополудни. Он был грустен и серьезен».
Во дворце его ждал наследник.
Наследник был мрачен. В его глазах был все тот же постоянный призыв – надо сломить крамолу.
Наследник записал в дневнике: «22 ноября. Вернулся папа́ из Ливадии, пробыв два дня в Москве, где опять было покушение на его жизнь… Просто ужас, что за милое время!»
Теперь охраняется не только царская карета, когда он едет по собственной столице. Начала охраняться и железная дорога, когда по ней ехал императорский поезд. Все это было внове для людей.
Великий князь Александр Михайлович, приехавший в Петербург вместе с отцом – наместником Кавказским, с изумлением описывает:
«Линия Москва – Петербург, протяжением в 605 верст, была вся оцеплена войсками. В течение всего пути мы видели блеск штыков и солдатские шинели. Ночью тысячи костров освещали наш путь. Сперва мы думали, что это входило в церемониал встречи наместника Кавказского, но потом мы узнали, что Государь Император предполагал в ближайшем будущем посетить Москву, а потому правительством были приняты чрезвычайные меры по охране его поезда от покушений злоумышленников. Это несказанно огорчило нас. По-видимому, политическая обстановка принимала крайне напряженный характер, если для поезда Императора Всероссийского необходимо было охранять каждый дюйм дороги между двумя столицами… Это было так непохоже на то время, когда Император Николай I путешествовал почти без охраны по самым глухим местам своей необъятной империи. Отец наш был очень огорчен и не мог скрыть своего волнения».
Тем временем в Москве под железнодорожными путями нашли галерею, где было заложено сработавшее взрывное устройство. Штольня вела в дом мещанина Сухорукова. Дом стоял всего в 150 метрах от полотна железной дороги… Дом был пуст, но покинули его совсем недавно.
