- Вы заблуждаетесь, Тимотео. Ab possе ad esse consequentia non valet. По вероятному нельзя судить о действительном. Из того, что все три убийства похожи - ровным счетом ничего не следует. Вы вполне могли бы залезть на колокольню церкви Санта-Мария Маджоре и показать оттуда горожанам язык, прокурор мог влюбиться в арестованную колдунью-отравительницу, а наши канцелярские крысы - овладеть грамматикой итальянского языка. Но из этого нельзя заключать, что вы лазили на колокольню, что синьор Леваро сходит с ума по ведьме, а трибунальские писаря поумнели. Лишь по действительному можно сделать предположение о вероятном.
- Ты хочешь сказать... - Элиа всмотрелся в лицо Джеронимо.
- Я полагаю, если обстоятельства всех убийств похожи, можно предположить, что тот, кто совершил последнее убийство - вероятно, знал о предыдущих. Но под это определение подходит весь город. Значит, нужно предоставить мессиру Чинери возможность разобраться, кто такая убитая и кому она мешала. Я заниматься банальной уголовщиной не намерен.
Он поднял глаза и встретил взгляд Элиа.
- Я как-то слышал, что любой, преданный человекоубийству, суть сын диавола, "человекоубийцы искони", а значит, убийца - еретик... - рассеянно заметил прокурор. Вианданте в досаде сморщил нос, но назвать софистикой сказанное им же во время дела Вено и нагло цитируемое теперь Элиа, не мог, и потому про себя задался вопросом, почему это все, к кому он благоволит, будь то Схоластик или Элиа, наглеют на глазах? Или это просто обычное поведение существ, обретших чувство собственного достоинства? Интересно, он со стороны выглядит таким же нахалом?
- Не говоря уже о том, - продолжал тем временем прокурор, - что далеко не все горожане так же сведущи в логике, как его милость, и вполне могут сказать, что синьор Леваро, задержавший в прошлом году убийцу и тогда же назначенный главой денунциантов, - просто sbadatо, разиня...А обстоятельства дела многим известны.
Инквизитор лишний раз убедился в мудрости матери-Церкви, весьма пристально следившей за тем, чтобы инквизитор, рожденный в Генуе, не попадал в Геную, рожденный в Палермо - служил бы в Милане, а уроженец Беневенто - осуществлял бы правосудие во Флоренции или Неаполе, где не имел ни родственных, ни дружеских связей. Миром правили монахи - безбрачные мужчины, давшие обеты послушания и нестяжания. Независимые и свободные, не обременённые суетными мирскими связями. Ему было всё равно - что скажет трентинская толпа. Но Трибунал состоял в основном или из местных уроженцев, или из тех, кто, подобно Элиа и Энрико, обосновались здесь из-за женитьбы и ставших полноправными гражданами города. Ни тот, ни другой не были равнодушны к тому, что о них говорится, и не хотели бы ронять свое реноме в глазах трентинцев. Джеронимо понимал их.
Впрочем, репутация Святой Инквизиции была делом и его чести.
- Если так рассуждать, нам придётся круглый год заниматься пошлой уголовщиной, - ядовито высказался Вианданте, понимая, что сам противоречит сказанному им ранее, и потому, вздохнув, продолжил, - ну, ладно, Господи. Святая ночь называется. Узнайте, кто убитая. У неё на пальце - кольцо. Похоже, обручальное. За кем она замужем? Если убита жена - первый подозреваемый - муж, сразу установите наблюдение. Поторопись, Элиа, нам нужно все узнать до поездки в Больцано. Известите Чинери. Что? - прервав свои распоряжения, спросил у что-то бормочущего Тимотео.
- Опознать её могу и я. В чём сложность-то? Это Бьянка Дуччио, соседка моей тетки Донаты. Живёт... жила возле монастыря Августинцев, неподалеку от бывшей еврейской синагоги. А вот мужа у неё увела полгода назад её же подружка Нунциата Борачча, по прозвищу ... впрочем, Бог с ним, с прозвищем... и эта самая Бьянка поклялась, что отомстит разлучнице.
Джеронимо подумал, что не так и плохо, что в составе Трибунала столько местных - зато все сплетни известны. Однако, пока сообщенное не проливало света на происшествие. Если убитая обещала свести счёты с соперницей, почему сама оказалась убитой? Но что-то тут маячило. Не флорентинец и не миланец приехали, чтобы разделаться с толстой трентинкой. Отказавшись от версии об извращенце, следовало придерживаться фактов.
Элиа послал Подснежника за Луиджи Салуццо, отправил Тимотео согреться и собрать денунциантов, а сам решил было направиться к августинскому монастырю, но Джеронимо, напомнив ему об оставшейся ветчине и необходимости позавтракать и предупредить Терезу, погасил его порыв в зародыше. За трапезой инквизитор поинтересовался прозвищем упомянутой Нунциаты, которое забыл Бари. Элиа ответил, что Тимотео ничего не забыл, он вообще ничего не забывает, - просто постеснялся произнести такое в присутствии Главы Трибунала. Джеронимо задумался и прекратил расспросы. Допрос Нунциаты Бораччи был короток. Она провела всю рождественскую ночь у своей подруги Эмилии, с её сестрой и двумя её племянниками. И те подтвердили, что гостья, порадовавшая их всех щедрыми подарками к Рождеству - никуда от них всю ночь не отлучалась. Это было странно. Почему бы ей не встретить Рождество с любовником?
Разве это было бы не более естественным?
Муж Бьянки провёл ночь вместе с друзьями - Туллио и Оливерио. Допросить последних не удалось - они были пьяны до положения риз. На этой стадии расследования, костеря про себя Элиа за то, что делает работу Чинери, Джеронимо распорядился узнать, чем располагала убитая? Оказалось, что и дом на Монастырской улице, и немалые деньги принадлежали самой Бьянке, доставшись ей от покойного отца. Сам же Алессандро Дуччио не имел ничего.
Проспавшиеся дружки не смогли убедительно подтвердить, что Алессандро пребывал с ними неотлучно, а дыба довершила дело. Арестованный твердил, что на убийство его толкнула чертова Нунциата, она же подсказала, как избавиться от трупа. При этом он произнес-таки кличку, под которой она была известна в городе, - после чего покрасневший Джеронимо резко распорядился доставить арестованного и его пассию к Чинери - и никогда больше не упоминать о них. Мало того, что приходится делать работу магистрата, так ещё и подобные мерзости выслушивать в Святую ночь?
Может, и вправду, отдохнуть от всей этой мерзости, съездив в Больцано? Впрочем, вспомнив, что предстоит сделать там, Вианданте поморщился. Мир смердел и загнивал, он утратил какие-то самые важные, самые значимые и самые прочные опоры, шатался и сползал всё ниже и ниже - к той беспросветной пропасти адской бездны, где светились страшные глаза дьявола. Он, наделённый властью судить и карать, не мог остановить это сползание, не мог воспрепятствовать распаду этих душ, их опошлению, омерзению, оподлению...
Из душ воистину уходил Господь...
Глава 16,
которая повествует о пребывании его милости мессира Империали в Больцано, где инквизитор, не вылезая из-под одеяла, находит тело своего собрата, а Леваро постигает новые дефиниции подлости и глупости.
Вианданте отправился в Больцано через неделю после Рождества. Элиа напросился с ним вместе - мотивируя это тем, что когда-то бывал там и чуть-чуть знает город. Инквизитор согласился - лишняя пара глаз и ног лишней не будет. Пока же методично вспоминал, что знал о Спенто - привычки, склонности... Близки они никогда не были, и Вианданте мало что помнил о бывшем монастырском экономе. По дороге вспомнил о Франческе Романо - это имя почему-то единственное из всего рассказа Фьораванти запало в память. Надо поинтересоваться, нет ли у неё родни - братьев, жениха... Ведь Томазо могли просто отомстить, если факты, изложенные его монастырским собратом истинны... Впрочем, в этом Империали не сомневался - Умберто не лгал. Странно, кстати, в монастырских стенах, Дориа прав, многие отмечали удивительную двойственность Фьораванти, некоторую уклончивость его суждений и неопределённость нрава, но он оказался человеком порядочным, а вот о Спенто епископ Лоренцо был самого высокого мнения. Воистину, человек - самое непредсказуемое творение Божье...
