– Мой портрет? – с величайшим изумлением спросил Эдмунд. – Откуда он у тебя, дядя?
С лица барона сбежала вся краска, но только на один миг. Он знал, что здесь было поставлено на карту. Страшным напряжением воли ему удалось сохранить самообладание, и он ответил, стараясь воспользоваться ошибкой племянника:
– Ну да! Почему бы мне и не иметь твоего портрета? – Вместе с тем он сделал попытку взять медальон из рук графа, однако тот отступил от него и не возвращал своей добычи.
– Но я никогда не позировал для него. И что значит форма, которой я никогда не носил?
– Эдмунд, отдай мне медальон! – кратко и повелительно приказал Гейдек, снова пытаясь завладеть медальоном.
Его старания были тщетны. Не будь предыдущего разговора в комнате графини, Эдмунд, вероятно, удовлетворился бы любым объяснением, потому что подозрение и недоверчивость были вовсе не свойственны его открытому характеру. Но теперь и то и другое было внушено ему, теперь он знал, что за этим скрывается какая-то тайна. Инстинкт подсказывал ему, что это было связано с этим портретом, и он настойчиво искал ответ на свой вопрос, не подозревая, чем это может закончиться.
– Откуда у тебя этот портрет, дядя? – снова спросил он, но уже повышенным тоном.
– Я тебе скажу, когда ты мне возвратишь его, – резко возразил барон.
Вместо ответа Эдмунд подошел к окну, где было еще совсем светло, и начал тщательно разглядывать портрет.
Последовала долгая, томительная пауза… Гейдек судорожно сжимал спинку кресла, с которого вскочил. Ему приходилось молча смотреть, так как он считал, что всякое насилие с его стороны может все испортить; но то, что он испытывал, было мучительно.
– Ну, рассмотрел? – спросил он по прошествии нескольких минут. – Получу я наконец медальон?
Эдмунд обернулся.
– Это не мой портрет, – медленно проговорил он. – Здесь только невероятное, неслыханное сходство, которое с первого взгляда вводит в заблуждение. Кто здесь изображен?
Барон Гейдек уже предвидел этот вопрос и приготовился к нему, поэтому ответил без запинки.
– Родственник, умерший много лет тому назад.
– Один из Эттерсбергов?
– Нет, член нашей семьи.
– Вот как! Почему же я никогда не слышал об этом родственнике и об этом удивительном сходстве?
– Случайно, должно быть! Ах, боже мой, да перестань ты все время смотреть на портрет! Такого рода сходства очень часто случаются между родственниками.
– Часто? – машинально повторил Эдмунд. – Может быть, именно здесь и скрывается «несчастное воспоминание», которое еще сегодня должно было исчезнуть? Оно должно исчезнуть, поэтому-то ты и велел затопить камин?
Смертельно бледный молодой граф шаг за шагом приближался к пропасти, о глубине которой даже не догадывался. Гейдек видел это и сделал последнюю отчаянную попытку спасти его.
– Эдмунд, мое терпение кончилось! – воскликнул он. – Не можешь же ты серьезно требовать, чтобы я отвечал тебе на подобные дикие вопросы?
– Я требую, чтобы мне объяснили тайну этого портрета! – выходя из себя, крикнул Эдмунд. – Я хочу знать, кто на нем изображен. Дядя, ты дашь мне ответ! Сейчас, сию минуту!.. Не доводи меня до крайности!
Гейдек напрасно ломал себе голову, придумывая выход. Он не умел лгать и, кроме того, чувствовал, что племянник не даст больше обмануть себя. Единственное, что ему оставалось, – это выиграть время.
– Ты узнаешь это впоследствии, – уклонился он от прямого ответа. – Теперь ты слишком взволнован и еще не оправился от последствий раны.
– Значит, ты не желаешь мне отвечать? – возмутился Эдмунд. – Ты не можешь и не хочешь? Тогда я пойду и спрошу мать; она должна будет дать мне ответ!
Он вихрем вылетел из комнаты и стремительно сбежал с лестницы. Дядя не успел удержать его и поспешил за ним, но напрасно. Когда барон подошел к комнате сестры, Эдмунд успел уже запереть за собой дверь. Невозможно было также услышать, что происходило за закрытыми дверями. Гейдек видел, что ему придется отказаться от всякого вмешательства.
– Да, это большое несчастье, – глухо промолвил он. – Бедная Констанция! Боюсь, что возмездие тяжелее, чем того заслуживает твой грех!
Глава 11
На следующий день была неприятная осенняя погода. Туман и косой дождь заволокли всю окрестность, и на цветах и кустарниках показались следы первого ночного мороза.
В Эттерсберге слуги ломали головы и спрашивали себя, что случилось; а что что-то случилось, было несомненно. Вчера после обеда, когда приезжали господа из Бруннека, все было нормально; но с того момента, как молодой граф вышел из комнаты матери, происходило что-то непонятное. Граф заперся и не выходил из своей комнаты, графиня, как уверяла ее горничная, серьезно заболела, но никого не пускала к себе и даже не велела звать доктора. Наконец, барон Гейдек сегодня уже два раза напрасно пытался попасть к племяннику, но и для него дверь оставалась закрытой.
Время близилось уже к полудню. Гейдек только что в третий раз попытался попасть к племяннику, но и на этот раз безуспешно. Старик Эбергард удрученно стоял рядом с бароном, решительно заявившим ему:
– Во что бы то ни стало я должен пройти к племяннику. Не может быть, чтобы он не слышал моего зова и стука. Там, наверное, что-то случилось.
– Я все время слышал, как его сиятельство ходили взад и вперед по комнате, – ответил Эбергард. – Только с полчаса там все стихло.
– Все равно! – заявил Гейдек. – От раны у него могла произойти потеря крови, с ним мог случиться обморок. Ничего не поделаешь, придется взломать дверь.
– Может быть, есть другое средство, – нерешительно промолвил Эбергард. – Маленькая дверь, ведущая из гардеробной в спальню графа, вероятно, не заперта; если бы мы…
– И это вы говорите только теперь? – раздраженно перебил его Гейдек. – Почему вы не сообщили мне об этом еще сегодня утром? Сейчас же покажите мне вход!
Старый слуга молча выслушал упрек. Он не верил ни в обморок, ни в потерю крови, которыми барон хотел прикрыть свое насильное вторжение; он прекрасно слышал шаги молодого барина, а также чувствовал, что тот во что бы то ни стало хотел остаться один. Теперь ему ничего не оставалось, как показать вход. Он оказался не закрытым.
Гейдек знаком приказал слуге уйти, а сам прошел к племяннику, тщательно закрыв за собой маленькую дверь гардеробной. Спальня была пуста, кровать не смята. Быстрыми шагами барон прошел в соседнюю комнату, и облегченный вздох невольно вырвался из его груди, когда он увидел Эдмунда.
– Эдмунд, это я, – промолвил он вполголоса.
Ответа не последовало; молодой граф, казалось, не слышал приближавшихся шагов, не слышал слов, обращенных к нему. Он лежал на диване, уткнувшись лицом в подушки, в позе смертельно уставшего человека.
