– Действительно? Я ездил в Россию – три года назад. Москва, Грозный…
– А я была в Санкт-Петербурге – это ведь Ленинград, да? – ещё в колледже. Тогда у вас управлял Леонид… Брешев?
– Брежнев, – поправил Владимир Александрович. Потом решился, с трудом подбирая забытые английские выражения:
– Скажите… Что случилось? Что я сделал неправильно?
– Видишь ли…
– Ерунда! Не обращай внимания.
– Нет, все-таки стоит обьяснить, – поправила пышные, светло-русые волосы девушка, оказавшаяся напротив. – Это – сидр, молодое яблочное вино. Оно бродит естественным путем, поэтому…
– Простите – что делает?
– Бродит… пенится! Понятно? Так вот, здесь, в Астурии по традиции сидр наливают так, чтобы не убить аромат и вкус – длинной струей.
– И пьют сразу же, быстро, – дополнил бородач в очках и с дымящейся трубкой. – Попробуй!
– Но сидр… он же не крепче лимонада, – пожал плечами Виноградов, осушая стакан и отставляя его в сторону.
– Это только так кажется.
Бородач оказался прав. Бутылки стремительно сменяли одна другую, затем счет уже начал вестись на ящики – и вскоре Влаадимир Александрович почувствовал себя совершенно своим в этом веселом, легком братстве сытых и не связанных никакими взаимными обязательствами людей.
В конце концов он даже не без успеха повторил вслед за официантом весь процесс угощения собравшихся…
– Браво, русский!
– Ты просто настоящий кабальеро!
– Предлагаю выпить за дружбу…
К трем часам ночи он уже перезнакомился со всеми, оказавшимися за столиком – благо, языковой барьер растворился в алкоголе и Виноградовского словарного запаса вполне хватало для взаимопонимания. Более того, откуда-то из глубин памяти назойливо полезли наружу испанские выражения типа «но пасаран!» и ругательное «ихо де пута»…
– За встречу, русский! – Владимир Александрович не помнил, представлялся ли он по имени, но так получилось, что собеседники называли его так же, как бородач. Это не казалось обидным, но «сеньор Виноградов» звучало бы лучше.
– Чин-чин! – Очень красивую русоволосую итальянскую журналистку звали, как выяснилось, Габриэла.
Сидящая рядом девушка с загадочным именем Дэльфин, которая первой возмутилась насчет «убийства» молодого сидра была, кажется, откуда-то из Восточной Европы – миниатюрная, с короткой мальчишеской стрижкой и ямочками на щеках. То ли она, то ли её родители эмигрировали несколько лет назад во Францию и теперь Дэльфин работала на радио.
Бородач оказался чистопородным британцем и представился издателем и литературным критиком, а неразговорчивого немца в углу отрекомендовали как Эриха Юргенса, криминального репортера. Местным уроженцем был только, пожалуй, похожий на индейца Хуан, пресс-секретарь фестиваля.
Несколько хуже запомнились другие – без особых церемоний присоединявшиеся к кампании и так же легко исчезавшие в дыму и суматохе ресторанного веселья…
… Начало припекать, и Владимир Александрович нехотя перевернулся на живот – стоит уже, наверное, сходить искупаться.
Та-ак! Кто же, все-таки, поинтересовался, чем он занимается? И с чего вообще зашла об этом речь? Не вспомнить…
– Я занимаюсь криминальными темами, – ответил он тогда. Не очень понятно, однако в этом-то и заключается неоспоримое преимущество беседы на чужом языке: что бы ты не ляпнул, можно списать на плохое знание соответствующей лексики.
– А – конкретно? Журналистика, литература?
Вот! Эту реплику точно подал некстати дотошный немец – все ещё удивились, что он вообще напомнил о своем существовании.
Но Владимира Александровича так просто в тупик не загонишь:
– Широкие аспекты воздействия организованной преступности на общество.
Господин Юргенс кивнул – а остальным и подавно такого обьяснения было достаточно.
Да-а… Конец вечера, который как-то незаметно перетек в глубокую ночь, никак не хотел восстанавливаться в единое целое – так, отдельные отрывочные картинки сомнительного содержания и достоверности.
Интересно, к примеру, с чего это вдруг они отправились кататься на машине? Вшестером… За рулем сидел Хуан, потому что автомобиль, вроде бы, принадлежал ему – но и это не факт.
Уехали, правда, уже после того, как Владимир Александрович сгонял к себе в номер и принес поллитру «Столбовой» питерского разлива… Единственное, что помнится точно – искренняя радость и облегчение на лицах провожающих официантов. И большое пятно на столе от коктейля из водки со светлым пивом.
– Мать их в душу! – довольно громко выругался по-русски Владимир Александрович. Встал и направился к кромке воды – купаться… Купаться! Точно – они все купались вчера при луне в каком-то горном источнике.
Бородач с Виноградовым разделись до гола и сразу же нырнули, а у немца оказались какие-то смешные трусы в горошек, он долго упирался и пришлось даже применить силу… О цвете нижнего белья итальянки судить было невозможно в виду отсутствия на ней такового.
На обратном пути на колени к майору уселась Дэльфин – сначала это было чертовски приятно, но постепенно нога затекла и он с облегчением дождался возможности вылезти, наконец, из автомобиля…
Море показалось Виноградову теплее, чем в первый раз. Стараясь не дотрагиваться до песка, он сунул руку в карман шортов и достал часы – пора было возвращаться. Натянув одежду прямо на мокрое тело, Владимир Александрович побрел по направлению к отелю, по пути аккуратно обходя загорающих…
– Буэнос тардес! – с неизменной испанской улыбкой поприветствовала его девушка-портье – другая, не та, что вчера, но тоже очень даже симпатичная.
– Хэлло! – Виноградов взял ключ, но вместе с ним на пластиковую поверхность стойки лег и продолговатый плотный конверт с эмблемой гостиницы. – Спасибо, конечно, но…
Фамилии адресата не было, только три цифры, соответствующие номеру, который занимал Владимир Александрович. Своих данных отправитель тоже не указал.
Служащая с грехом пополам обьяснила, что это стандартный образец внутренней пневматической почты отеля. В таких, как правило, администрация рассылает счета за дополнительные услуги – но и постояльцы вправе общаться между собой подобным образом. У самого сеньора на столике рядом с зеркалом лежит несколько аналогичных – а ещё бумага, рекламные календарики и фирменная шариковая ручка.
Впрочем, большинство предпочитает пользоваться телефоном…
– Извините, – майор будто случайно уронил на пол ключи. Нагибаясь, неожиданно обернулся: холл был по обыкновению прохладен и пуст, во всяком случае в поле зрения никто не болтался. – Извините…
Не исключено, что это уведомление о выселении – за вечер в ресторане и ночные художества. Кто их знает, может, тут с моралью и общественным порядком ещё строже, чем где-нибудь в Поволжье! Однако, инстинкт матерого сыщика указывал на другое.
