– Как прошло путешествие? – спросил он, глядя на Рэтбоуна.
– У нас нет времени на болтовню, – вмешался сыщик. – Единственное, чем мы располагаем в нашей борьбе, – это репутация мисс Лэттерли и поддержка мисс Найтингейл. Полагаю, вам известна ее роль в войне и то уважение, которым она пользуется? Если вы не знали об этом прежде, то знайте теперь.
– Я это знаю, мистер Монк, – отозвался Джеймс, откровенно забавляясь. – И понимаю, что это единственное, чем мы на данный момент располагаем. Насколько мне известно, вам до сих пор не удалось обнаружить ничего существенного в доме Фэррелайнов? Разумеется, мы обсудим значение косвенных данных и предположений, но вам следует знать, если вы не знали об этом прежде, что это семейство пользуется в Эдинбурге большим уважением. Миссис Мэри Фэррелайн была замечательной женщиной, а мистер Элестер занимает должность казначей-прокуратора, сходную с должностью вашего королевского прокурора.
Детектив уловил иронию в его голосе и был вынужден признать, что вполне заслужил ее.
– Вы хотите сказать, что недостаточно обосно-ванная атака только повредит нам? – уточнил он у Джеймса.
– Без всякого сомнения.
– Можем мы добиться аудиторской проверки счетных книг компании? – продолжил расспрашивать его Уильям.
– Сомневаюсь, если только у вас нет доказательств, что в них имеются подчистки и что они могут иметь отношение к убийству миссис Фэррелайн. Есть они у вас?
– Нет. Если не считать болтовни Гектора.
Лицо Аргайла стало серьезным:
– Расскажите мне о старом Гекторе подробнее, мистер Монк.
С мельчайшими подробностями и ни на что не отвлекаясь, сыщик повторил то, что говорил ему майор Фэррелайн.
Шотландский адвокат внимательно слушал.
– Вы вызовете его как свидетеля? – спросил Ульям, закончив свой рассказ.
– Что ж, думаю, что смогу, – задумчиво произнес Джеймс. – Если удастся сделать это без предупреж-дения.
– В таком случае он может оказаться настолько пьяным, что от него не будет никакого проку! – возразил Рэтбоун.
– А если я предупрежу семью, они могут заявить, что он так пьян, что вообще не держится на ногах! – объяснил Аргайл. – Нет, внезапность – наше единственное оружие. Не слишком надежное, должен признать, но другого у нас нет.
– Как вы собираетесь поступить? – спросил Оливер. – Докопаться до чего-то такого, что сделает необходимым его вызов в суд как бы случайно?
На подвижном лице его коллеги отразилось удовлетворение:
– Вот именно. Полагаю, вы разыскали и других крымских коллег мисс Лэттерли, согласных поддержать ее?
– Да. Доктора, который намерен весьма положительно отозваться о ней.
Сыщик нетерпеливо вскочил с кресла:
– Все это совершенно бесполезно, если мы не можем выдвинуть предположения, кто же на самом деле убил миссис Фэррелайн! Она не умерла от несчастного случая и не покончила с собой. Кто-то дал ей смертельную дозу, и кто-то подложил брошь в багаж Эстер, чтобы впутать ее в это дело. Вам не удастся внушить суду сомнений в виновности Эстер, пока вы не укажете на кого-то другого.
– Это я понимаю, мистер Монк, – спокойно отозвался Аргайл. – Тут у нас вся надежда на вас. Думаю, нам ясно, что речь идет о ком-то из членов семьи. По словам мистера Рэтбоуна, слуг вы безусловно исклю-чаете.
– Да, каждый из них постоянно находился на глазах у кого-нибудь из остальных, – подтвердил детектив. – И, что еще важнее, ни один из них не имел ни малейшей причины желать ей зла, – добавил он, резким движением засовывая руки в карманы. – Это один из членов семьи, но кто именно, я сейчас представляю не лучше, чем в день приезда. Пожалуй, я лишь убежден, что это не Айлиш. Думаю, наиболее подозрителен Кеннет. У него есть любовница, неприемлемая для семейства, и он ведет счета фирмы. К тому же он – один из самых слабых в семье. Если вы хоть что-то смыслите в своем деле, найдите способ привлечь его как свидетеля.
Хотя Оливера и покоробила грубость сыщика, по существу он был с ним согласен. Будь у него возможность, он бы загнал Кеннета в угол. Будь проклято это различие английских и шотландских законов! Чувство собственного бессилия было столь мучительным, что адвокат с трудом сдерживался, и потому не мог осуждать настойчивость Уильяма или его манеры.
Джеймс, откинувшись в кресле и сплетя пальцы рук, без гнева наблюдал за нервным детективом:
– Было бы неплохо, мистер Монк, если бы вы нашли причину, дающую мне право просмотреть эти счетные книги компании. Полагаю, молодой мистер Кеннет вполне мог кое-где подчистить их, чтобы иметь возможность содержать свою любовницу. Но заявлять об этом в Верховном суде Эдинбурга можно, только располагая кое-чем посерьезнее простого предположения.
– Найду, – мрачно пообещал сыщик.
Джеймс вскинул брови:
– Я имею в виду законную причину. Иначе это нам ничего не даст.
– Знаю! – процедил Монк сквозь зубы. – Все будет проделано как надо. Занимайтесь своим делом.
Рэтбоуна передернуло.
Еще раз бросив взгляд на Аргайла, Уильям молча распахнул дверь и вышел.
На протяжении всего путешествия от Лондона до Эдинбурга в вагоне охраны Эстер не сомкнула глаз, и все же оно было очень похоже на сон. Ощущение направления исчезло: это могла быть поездка как на север, так и на юг, только ножных грелок на этот раз не было. Девушка была прикована наручниками к надзирательнице, сидевшей в напряженном возбуждении, с каменным лицом. Каждый раз, закрывая глаза, мисс Лэттерли ждала, что, открыв их, увидит Мэри Фэррелайн и услышит ее мягкий горский выговор с характерной эдинбургской интонацией, ее жизнерадостные, полные юмора рассказы о прошлом.
Ее вывели из поезда последней, и к тому моменту, когда они с тюремщицей вышли на перрон, большинство пассажиров уже направлялись к выходу.
Их ждал полицейский конвой – четверо рослых констеблей с дубинками, беспокойно озиравшихся по сторонам.
– Пошли, Лэттерли! – прикрикнула надзирательница, дернув Эстер за скованные наручниками руки. – И чтоб ни шага в сторону!
– Удирать я не собираюсь! – презрительно отозвалась та.
Тюремщица бросила на нее гнусный взгляд, смысл которого стал ясен девушке лишь несколькими секундами позже. Только когда констебли окружили ее и в нескольких ярдах раздался гневный крик, она вдруг поняла: ее не стерегут, ее охраняют.
За первым воплем послышался второй, женский.
– Убийца! – заорал кто-то еще.
– На виселицу ее! – крикнул новый голос, и плотная масса тел нахлынула на констеблей, которые качнулись вперед, невольно едва не сбив Эстер с ног.
Ярдах в десяти поодаль мальчишка-газетчик выкрикивал что-то о суде.
– Сжечь ее! – отчетливо услышала медсестра. Голос вновь был женский, дрожащий от ярости. – Сжечь ведьму! На костер ее!!!
