– Мисс Лэттерли!
Голос Аргайла вернул ее к действительности и к начавшемуся наконец заседанию суда.
– Да… сэр? – Вот она, возможность рассказать все самой, единственная возможность, которая будет у нее от этой минуты вплоть до самого момента объявления приговора. Ей следует быть предельно точной в своем поведении. Она не имеет права допустить ни одной ошибки, ни одного слова, взгляда или жеста, которые могут быть неправильно истолкованы. От таких мелочей зависит, жить ей или умереть.
– Мисс Лэттерли, почему вы откликнулись на объявление мистера Фэррелайна о поисках кого-нибудь, кто смог бы сопровождать его мать от Эдинбурга до Лондона? – начал допрос ее адвокат. – Ведь это была работа на краткий срок и для нее требовалась квалификация гораздо ниже вашей. Она необычно высоко оплачивалась? Или вы находились в столь критических финансовых обстоятельствах, что готовы были принять любое предложение?
– Нет, сэр, я приняла его, потому что решила, что это интересно и вполне меня устраивает. Я прежде не бывала в Шотландии, а все, что слышала о ней, звучало очень заманчиво. – Воспоминание вызвало у девушки бледную улыбку. – Я ухаживала за многими ранеными из шотландских полков и прониклась к ним глубоким уважением.
Она уловила легкий шум в зале, но не была уверена, правильно ли поняла его смысл. Размышлять об этом не было времени. Все ее внимание было приковано к Джеймсу.
– Понятно, – мягко отозвался он. – А вознаграждение – оно было приемлемым?
– Прекрасным, если исходить из простоты поручения, – честно призналась Эстер. – Правда, следует учесть, что, принимая его, человек жертвовал другими предложениями – возможно, на более продолжительный срок. Это немаловажно.
– Разумеется. Но вы не испытывали крайней нужды?
– Нет. У меня тогда только что закончилась очень выгодная работа – пациент настолько поправился, что больше не нуждался в сиделке, – а немного позже мне предстояло перейти на новое место. Предложение мистера Фэррелайна прекрасно заполняло образовавшийся промежуток.
– Нам приходится поверить вам на слово, мисс Лэттерли.
– Это очень легко проверить, сэр. Мой пациент…
Жестом руки адвокат остановил подзащитную:
– Я так и сделал. – Аргайл повернулся к судье: – Имеется подтверждение от предыдущего пациента мисс Лэттерли, милорд, а также другое – от дамы, которая ожидала ее приезда и была, разумеется, вынуждена нанять кого-то другого. Полагаю, они будут оглашены в ходе процесса.
– Да, да, конечно, – согласился судья. – Продолжайте, прошу вас.
– Вы слышали о семействе Фэррелайнов когда-нибудь прежде, до этого предложения? – вновь повернулся защитник к медсестре.
– Нет, сэр.
– Они приняли вас любезно?
– Да, сэр.
Шаг за шагом, вдаваясь в детали, Джеймс вместе с Эстер восстановил тот день, который она провела в доме Фэррелайнов, не упоминая при этом тех членов семьи, которые не имели прямого отношения к ее передвижениям. Он расспросил о гардеробной, в которой горничная укладывала багаж, заставил подробно описать все, что она могла вспомнить, включая аптечку и показанные ей флакончики, а также пересказать полученные ею точные указания. Мысли мисс Лэттерли были настолько заняты припоминанием всего этого, что в ее голосе совсем не слышалось страха. Но он продолжал жить в ее душе, подобно мощной волне, готовой в любой момент обрушиться и затопить все вокруг.
Затем Аргайл перешел к путешествию в поезде. Эстер говорила, запинаясь, с глубокой печалью и не сводя с него глаз. Словно забыв обо всех остальных сидящих в зале, она рассказала ему, как они беседовали с Мэри, как та вспоминала путешествия времен своей молодости, людей, шутки, события, вещи, которые любила… Рассказала, как не хотелось ее подопечной заканчивать разговор, и только строгое предостережение Уны об опасности для нее позднего бдения заставило сиделку в конце концов настоять на своем. Тихим ровным голосом, но едва сдерживая слезы, обвиняемая описала, как, открыв аптечку, обнаружила, что один флакончик пуст, как, дав Мэри лекарство из другого пузырька и уложив ее поудобнее, убрала аптечку на место и заснула сама.
Потом, тем же голосом и лишь чаще запинаясь, девушка рассказала, как, проснувшись утром, нашла пожилую даму мертвой.
На этом месте защитник прервал ее:
– Вы абсолютно уверены, мисс Лэттерли, что не допустили ошибки, когда давали Мэри Фэррелайн лекарство?
– Совершенно уверена. Я дала ей содержимое одного флакона. Она была очень разумной женщиной, мистер Аргайл, не слабоумной и не сумасшедшей. Если бы я сделала что-то не так, она бы это непременно заметила и отказалась принимать лекарство.
– Тот стакан, который вы использовали, мисс Лэттерли, был приготовлен для вас?
– Да, сэр. Он составлял часть набора в аптечке, вместе с флакончиками.
– Понятно. В нем может поместиться содержимое только одного флакона или больше?
– Одного, сэр. Для этого он и предназначен.
– Вот как! И чтобы дать двойную дозу, вам пришлось бы использовать его дважды?
– Да, сэр.
Больше ничего добавлять не требовалось. По лицам присяжных Джеймс понял, что они уловили смысл сказанного.
– Теперь что касается броши с серым жемчугом, – продолжал он. – Видели вы ее хоть раз до того, как нашли в своем багаже по приезде в дом леди Калландры Дэвьет?
– Нет, сэр. – Эстер чуть не прибавила, что Мэри упоминала о ней, но вовремя спохватилась. При мысли о том, какую ошибку она едва не совершила, вся кровь бросилась ей в лицо. Боже правый, сейчас все увидят, что она лжет! – Нет, сэр. Чемоданы миссис Фэррелайн были в багажном вагоне, как и мой саквояж. У меня не было случая увидеть какую-либо из ее вещей после того, как я покинула гардеробную дома на Эйнслай-плейс. Да и там я заметила только платья, лежавшие поверх всего остального.
– Благодарю вас, мисс Лэттерли. Пожалуйста, оставайтесь на месте. У моего просвещенного друга, без сомнения, тоже есть к вам вопросы.
– Разумеется, есть! – тут же вскочил Гильфетер. Но прежде, чем он успел начать, судья объявил перерыв, и лишь во второй половине дня обвинение начало свою атаку. Это была настоящая битва. Обвинитель стоял, подавшись всем телом к свидетельской кафедре, и его развевающиеся волосы создавали вокруг головы подобие ореола. У этого крупного, неповоротливого человека, обычно достаточно добродушного на вид, глаза сейчас горели, и в них светился боевой азарт.
Эстер смотрела на него, и сердце у нее колотилось так, что дрожь сотрясала все тело и у нее перехватывало дыханье. Она даже испугалась, что, когда придется говорить, не сможет вымолвить ни слова.
– Мисс Лэттерли, – мягко начал Гильфетер, – защита обрисовала вас как добродетельную, героическую и самоотверженную женщину. Учитывая обстоятельства, приведшие вас сюда, вам придется приложить усилия, чтобы развеять мои сомнения в точности подобной характеристики. – Он скорчил легкую гримасу. – Человек того типа, который обрисовал мой ученый друг, не способен внезапно настолько пасть, чтобы совершить убийство, тем более – убийство доверенной его попечению пожилой леди ради брошки с несколькими жемчужинами. Вы согласны? Насколько я понимаю, – продолжал юрист, не сводя с медсестры пристального взгляда, – смысл его доводов сводится к тому, что человек не в состоянии вдруг настолько измениться, а следовательно, вы не можете быть виновной. Разве не так?
