— Знаешь, Том, ты отличный парень и мне очень нравишься. Вот только мой внук, ветреный сорванец. Не серьезный. Думаю, что его такое поведение переменится, и ваша дружба вернется. Однако когда именно это произойдет, мне неведомо.
— Вы не волнуйтесь за меня. Переживу!
Я хотел было уйти, но он задержал меня:
— Мне нравятся твои спичечные замки. Они выглядят сказочными, если бы я был мальчишкой, то обязательно купил один из них. Наш Яков больше не плетет соломенные беседки. Он вообще забросил это занятие. Должен признаться, я очень сожалею, что так все вышло. Ведь ты бы мог многому его научить. Это замечательное хобби не то, что на велосипеде кататься целый день.
Напоследок он пожал мне руку и еще долго стоял у калитки, глядя мне вслед. Однако я сам все понял. Тяжело терять друзей, тяжело быть в одиночестве. Но я считал себя уже взрослым мальчишкой и мог это пережить.
Я шел по тропинке в сторону дома. Вдалеке заметил, как Яков везет на своем велосипеде мою сестру. Она громко смеялась, а он все сильней жал на педали.
Они не видели меня. Проехали в сторону деревенской площади. За ними бежала стайка ребятишек.
05 февраля 1993 года
За окном дул сильный ветер. Крупные снежинки, кружась, то и дело стукались о стекло. Градусник за окном показывал минус двадцать пять.
Я сидел на кухне на стуле, иногда подбрасывая поленья в печь. Всю ночь я не спал. Всю ночь я слушал материнский плач. Мама плакала в спальне, иногда громко высмаркиваясь в платок. Отец что-то говорил ей, но слов было не разобрать.
Я очень волновался за нее. Ведь причины ее плача были мне не известны. Больше всего я боялся, что отец ее обидел.
Как же мне хотелось войти в ее комнату и открыто спросить, в чем дело, но я не смел. Я боялся гнева отца.
В семь утра он вышел из комнаты. Одетый в теплые штаны и вязаный свитер. Молча поставил чайник на плиту и, набросив на плечи тулуп, вышел в сени.
Я тут же бросился к матери в комнату. Она стояла у окна, в длинном халате, с носовым платком в руках. Я всю ее оглядел, вроде была здорова.
При виде меня она лишь тяжело вздохнула и, прижав меня к себе, прошептала:
— Сыночек, нам с отцом надо срочно уехать в город. Я ложусь в больницу, но, на сколько дней, пока не знаю.
Я не на шутку заволновался. Отстранившись, заглянул в ее покрасневшие от слез глаза.
— Ты снова заболела?
Она быстро кивнула и снова заплакала. Ее теплые слезы капали мне на щеку и подбородок.
Только много позже я узнал, что с ней произошло. Она снова забеременела. На сроке восьми недель она призналась отцу, что снова ждет ребенка. Он не стал долго думать, а категорично заявил, что не допустит рождения нового отпрыска.
Она боялась ему перечить. Не смела. Как бы сильно она не хотела этого ребенка, как не умоляла и не просила отца, он был непреклонен.
Надавив на нее, он добился, чтобы она пошла на аборт. Рыдая и плача, она сделала, как он просил.
Когда я узнал об этом, то проплакал целые сутки в своей постели. Мне безумно было жалко не родившегося ребенка. Ведь он был ни в чем не виноват. Мой маленький братик или сестренка.
Все сильней я ненавидел отца. Он был для меня монстром и чудовищем. Нет, не хотел его убить, я хотел его ударить. Ударить с такой силой, чтобы треснула челюсть. Чтобы все зубы вылетели наружу, и пошла кровь. Такой силы была моя ненависть.
12 июня 1993 года
Долгожданное лето началось только в середине июня. Всю весну лил дождь, и дул пронизывающий ветер. Половину летнего месяца я просидел дома.
Так что в этот летний солнечный день я с полным правом отправился на рыбалку. Сразу после завтрака забросил в рюкзак котелок, пару картофелин, луковицу, коробок спичек, складной нож, ложку и соль. В чулане прихватил складную удочку, блесна и запасные крючки.
Рыбачил я обычно в реке, что протекала недалеко от полей, где паслись овцы. Река полноводная и узкая, хотя и достаточно глубокая. Вода была лесной, холодной, илистой. Никто не рисковал в ней купаться.
В этой реке водились крупные лещи. Чтобы поймать такого, требовалось не дюжее терпение и ловкость. Их у меня было хоть отбавляй. Я любил рыбалку, ведь, сидя за удочкой, можно о многом подумать, поразмыслить. И потом рыбалка — это азарт.
Так вот, тем утром я шагал по проселочной дороге в сторону полей. Настроение у меня было отличное. Я предвкушал, как поймаю самого огромного леща, и какой сварю наваристый суп. Уха на костре была ни с чем несравнимым лакомством для меня.
Там, у реки, сидя у костра, я чувствовал себя свободным, взрослым и самостоятельным. Чувствовал, что все могу, что один не пропаду, что смогу выжить даже в лесу.
Так я шел с рюкзаком за спиной, с удочкой в руке, глубоко задумавшись. Позади по дороге послышались глухие шаги. Меня кто-то догонял. Я обернулся.
На меня смотрела Берта. Застыв на месте, она изучала меня, мой рост, повзрослевшие глаза и сильные руки.
Да, что и говорить, в свои тринадцать лет я значительно подрос. Как и у всех подростков, у меня начались некоторые изменения во внешности. Лично я к ним относился совершенно равнодушно, а вот, судя по изумленному лицу Берты, она была удивлена.
— Ты изменился. Я даже не ожидала насколько, ведь в последний раз мы виделись с тобой два года назад.
Она была права. Мы виделись очень давно, но не было ни дня, чтобы я не вспоминал о ней. Каждый божий день, засыпая, вспоминал ее лицо и волосы. Ее глаза, которые смотрели на меня и улыбались.
Я любил ее и когда встретил на этой дороге, то понял, что люблю ее очень сильно. Так, я смотрел на нее, она смотрела на меня. Как долго мы могли так любоваться друг другом неизвестно, поэтому мне ничего не оставалось, как предложить пойти со мной.
— Очень здорово, — ответила она, — мне всегда было интересно, как люди рыбачат. Ведь я сама никогда не сидела на берегу с удочкой.
Мы вместе двинулись по дороге. Пока шли, я все пытался понять, почему она пошла за мной. Неужели у нее не было друзей, и от скуки она выбрала меня. Ведь я тогда боялся даже подумать о том, что могу ей нравиться.
Она шла рядом и говорила о том, как закончила учебный год. Как сдавала контрольные и как не спала ночами, читая учебники.
Я почти не слушал ее. Всю дорогу смотрел на ее профиль, думая о том, что прекраснее просто нет. Берта была просто красавицей.
Так за разговором мы дошли до реки. Место было тихим, с высокой ивой, что, склонившись над водой, служила щитом от ветра.
На песчаном берегу лежал плоский камень как своеобразная плита для стульев. Чуть выше располагалось место под кострище. Там по краям торчали из-под земли две рогатины под вертел. По краям — два бревна, служившие сидением.
