Получалось, что именно в этом смысле, мне крупно повезло – как «кесаревик» я родился-то, уже и «не в грехе». И даже не «из»… Да и вообще – я не родился – меня извлекли! Причём, насильно… Выходило, что я и не должен был бы, тут родиться и вовсе – недаром врачи так настойчиво предлагали матери доставать меня из неё «по частям»! В этом варианте я бы – как и любое неродившееся, дитя, попадал бы прямиком в мир ангельский(?!)..
Вторично, как я понимаю, я там почти что, уже и оказался, благодаря тому, что у матери отошли воды и сердцебиение плода, почти, не прослушивалось… И опять… Они выдернули меня и оттуда. Итак, я не должен был родиться, по меньшей мере, дважды. Однако, родился… И удивительно точно. Как сказало «светило Модель» маме, что «ещё полгода назад, он не взялся бы за такую операцию, однако, за это время наука шагнула далеко вперёд.» Наука вперёд, а я в жизнь…
Так, что в основном из-за «науки», врачей и родителей. В обход «греха» с сохранением памяти «до»… Во всяком случае, частичной… Предельно точно. Но… зачем? Позднее мне стало известно, что некоторым душам, которым предстояло здесь родиться, позволялось выбирать уже и сами, эти их, «свои» семьи. Что несколько меняло дело…
Значит, и всю эту публику, которая меня здесь окружает, я тоже, вполне мог выбрать и сам? Свою, так сказать, «посадочную площадку»… Значит, она того стоила… Любопытно, что и все мои родные, тоже, со временем, стали ощущать, что я, как бы, не совсем, что ли, и «их». Настолько катастрофически они меня уже не понимали. Причём, уже абсолютно, во всём…
Наша семейная пирамида представляла собой довольно оригинальную конструкцию. На разных этажах её жили не только разные люди, но существовало ещё и своё восприятие жизни, и даже, своё ощущение и времени. И оно, действительно, текло в ней везде иначе…
Быстрее всего оно шуровало на нашем. В основном, благодаря «сладкой парочке», носившейся друг за другом, наподобие очумелых белок, в своём колесе. На родительском, время становилось отчётливо неравномерным – почти рваным: они и уделяли нам, детям, его, лишь урывками. И только возле старшей сестры и бабушки, оно наконец, затихало, почти останавливая свой бег. Возле них мне и было всего спокойнее. Вторым ощущением были исходившие от людей флюиды власти, третьим – опасности. Для меня лично она всегда исходила из одной точки – от моего непредсказуемого братца, роль которого в моей жизни была достаточно сложной. С одной стороны, поскольку он считался «уже большим» и, следовательно, на игрушки претендовать не мог, то он клянчил у мамы, чтобы она купила бы их для меня, после чего уже смело играл сам. Эта его функция оценивалась мною, как безусловно, положительная. Вторая была, скорее положительная, так как, защищая меня на улице, он добровольно принял на себя ещё и обязанности моего «воспитателя», за что ему от мамы иногда крепко и влетало.
Третья его функция была целиком отрицательная, поскольку периодически он разбирал мои игрушки, а собрать их уже не мог. Зато, благодаря ему, я имел доступ ко всем его учебникам, альбомам, готовальням и находился в привилегированном положении в обществе его друзей; что было совсем не плохо…
Позднее, я также часто ходил с ним и на многие его тренировки и выступления. Везде, кроме «Столбов», его свиданий с поклонницами и сплавов на плотах по Мане. Если, конечно, он не уезжал на свои многочисленные соревнования и сборы…
От сестёр на меня исходило влияние, преимущественно, культурное – тут мне давались бумага для рисования, карандаши и краски, показывались вышивки, рисунки, литографии и разные альбомы, читались письма и книги. Они же, чаще всего, водили меня в музеи и на выставки, показывали картины, дарили игрушки и так далее. Их функция была, скорее, культурных бонн. От матери исходила большая любовь, нежность и ласки, а вот от отца…
До сих пор не могу определить точно, весь спектр эмоций, исходивший ко мне от отца. Пожалуй… это была большая забота. Которая, проявлялась чаще и больше вне дома – летом он часто брал меня с собой в поездки по своим районам. Ночевали мы обычно в гостиницах, кабинетах или в доме у какого-нибудь местного главы. Нечего и говорить, что нас там всегда очень неплохо принимали…
Один раз меня, как дорогого гостя, даже уложили в шикарную постель с пышной периной, прямо вместе с милой дочерью гостеприимных хозяев. Разумеется, валетом. Так я впервые оказался в одной постели с женщиной. Ощущения были довольно странные и всё, какие-то, возвышенные. Во мне что-то просыпалось… Всё испортила она сама. Когда утром я вышел вслед за ней на крыльцо, она писила прямо во дворе!! Вот уж действительно – никогда не знаешь, чего ждать от этих деревенских. А ведь между нами, всё так романтически начиналось…
Потом я частенько вспоминал те хозяйские столы, хотя, тогда, ведь, в любой придорожной «чайной» можно было отведать тогда такого!.. Зная мою слабость к ягодам, папа всегда старался мне угодить, заезжая, при случае, на пасеки и ягодники. Само собой, в машине всегда имелось и несколько мелкашек. Останавливался он всегда и у посевов гороха, но это была уже его работа. Тут он всегда смотрел, что, как и где посеяно, сколько сорняков и т. д., а уж пробовал всё, мимо чего бы мы с ним не проезжали – рожь, пшеницу, ячмень, овёс. По-моему, даже гречиху и пшено… Даже лён он всегда внимательно осматривал на предмет его качества и спелости. А по зёрнам в колосе, прикидывал и урожай. Я тоже быстро научился шелушить зёрна из колосьев на ладони и отличать молочную спелость от восковой…
Весной мы обязательно выезжали с ним в дальние рощи пить берёзовый сок. Собственно, это и было у нас началом весны…
Из бабушки я всячески пытался выжать её устное творчество – сказки или, на худой конец, рассказы. Рассказы о прошлом и её молодости. Она была единственной дочерью подрядчика с Черниговщины – откуда-то из Середины Буды. У неё имелось несколько братьев, один из которых – дед Матюша – был видный революционер. Он даже «брал Зимний». Другой был ещё виднее – этот верховодил своей братвой на Дальнем Востоке. Кто-то из них, успевал заниматься ещё и хиромантией. Маме он записал все её трудные годы на всю жизнь вперёд. Так, что когда что-то случалось, мама доставала эту свою бумажку, и действительно, годы там всегда сходились. Он-то и предупредил бабушку, чтобы мать выдали замуж не мешкая – у неё, по его мнению, существовала реальная опасность стать «женщиной лёгкого поведения». Кроме этого, там было и ещё несколько прогнозов. Один из них гласил, например, что мы будем первым поколением (после семи предыдущих), выросшим не полу сиротами (что и случилось в действительности).
А другой, что скоро по Земле пройдёт антихрист и тому, кому он поставит печать на ладонь, жить будет очень хорошо. Моя мама очень этого боялась и решила избежать такой печати, во что бы-то, ни стало. Но когда она рассказала это мне, я лишь указал ей на её партбилет… Но, почему-то, только первый прогноз, произвёл на бабушку сильное впечатление. Такое, что матери было «на всякий случай» запрещено читать любые книги, а уж замуж её выдали просто в пожарном порядке. В 17 – по самому первому зову. За её же бравого комсомольского вожака!..
Вообще, от тех далёких поколений, несмотря на бабушкину гражданскую войну и периодически прокатывавшихся через их деревню чехов в красных галифе, сохранилось довольно много. Мой покойный дед по маме, который ростом был выше Петра I-го ровно на 5 сантиметров – он был талантливой смесью изобретателя и предпринимателя – в Новосибирске у него было своё дело. На лето он вывозил свою семью в деревню, да так и умер, идя по дороге от неё. Он и был тем последним, на ком кончилось наше родовое пророчество. Брат был его точной копией. Во всяком случае, внешне.
