Но воочию её увидел лишь один наш йогнутый знакомый, долго и настырно просившийся переночевать в нашем зале. Наконец, мы не выдержали и уступили. Ночью он долго концентрировался и медитировал, лёжа на низком диване. Наконец, это случилось. В изумлении, он увидел, как высокий потолок залы вдруг приподнялся и быстро ушёл куда-то вертикально вверх. Он исчез, но вместо холодного синего сибирского неба, он увидел, вдруг, над собой невероятно яркий, весь переливающийся и уходящий, куда-то, ввысь, купол цвета расплавленного золота. И душа его воспарила…
Но я так никогда и не узнал, понял ли он, что это и был цвет моей самой сильной любви!
Глава 3. В поисках определений
«Возлюби ближнего своего, как самого себя…»
«Христос дал заповедь: любите друг друга, но одной этой заповеди совершенно недостаточно. Эта заповедь, как всякая другая заповедь, сама собой ничего создать не может, если у человека нет сил для её осуществления. И если бы, христианство ограничивалось только одним учением о любви, оно было бы бесполезно, потому, что в человеческой природе, искажённой грехом, нет сил для проведения в жизнь этого учения».
Архимандрит Иларион
Между двумя этими высказываниями 2 тысячи лет. По смыслу они противоположны, хотя первое это заповедь Христа, а второе признание его последователя. Но, если Христос призывал всех «возлюбить», значит была тогда у людей такая способность? Что же это за способность, если сегодня о ней сами христиане говорят уже как о исчезнувшей?..
Как никто из курильщиков не может объяснить, почему он курит, так никто из влюблённых не может и объяснить, почему он любит. Курит – и всё, любит – и всё. На этом сходство любви с наркоманией не заканчивается, а лишь начинается – в основе обоих влечений лежит возбуждение нервных центров более древних, чем речевые, поэтому и лежащих более глубоко.
Вот почему любые слова в обоих случаях бессильны – не могут они «достать» эти ощущения. Словами мы можем выразить только возбуждения нервных центров, более поздних, чем речевые. Вот и не удалось никому за все тысячелетия выразить свою любовь исчерпывающе полно или хотя бы сформулировать её как чувство. И не удастся. Никогда. Хотя и невооружённым глазом видно, что любовь существует, конечно же, и как чувство. С другой стороны, её сложно выразить ещё потому, что в любви встречается не какое-то одно, а целая гамма из многих чувств, часто противоположных, потому и доводящих некоторых до состояния невменяемости. Недаром у англичан «влюбиться до беспамятства» означает то же, что и «впасть в детство».
Но если пристально вглядеться, можно различить, что любовь состоит, по меньшей мере, из нескольких устремлений. Прежде всего, это невероятная, обострённая чуткость к другому и возникающая вследствие этого общая деликатность чувств. Это требует интеллекта, без которого всё превращается в нудную и примитивную навязчивость. И, конечно же, стремление к красоте и совершенству, как ощущение прекрасного. Любовь – это потребность отдавать себя человеку. Любовь есть предложение себя. Сложный, что и говорить, конгломерат чувств, сильно развивающий любящего. Громкий призыв к идеалу – ведь любить могут только люди совершенные. Неспособность к любви и означает деградацию…
Но обычному человеку эти тонкости не заметны, тем более, что любовь его иногда приобретает и характер невроза, где имеется сшибка очень сильных, но противоположных поведенческих реакций: «хочу, но нельзя», «очень хочу, но не могу», «очень, очень, но…». Что и вызывает бессильную, постоянную мозговую жвачку. Одни и те же события осмысливаются и переосмысливаются мозгом до бесконечности – до тех пор пока сама энергия этого циклического процесса не иссякнет, утратив болевой порог. Собственно, это и есть неврастения. Хотя и довольно сладкая своей мучительностью. Но… как она возникает и почему?
В одном из руководств по культурологи, мне, как-то, попалась статья психолога о любви. Как странно, подумалось, человек без знания нервной системы берётся рассуждать о её состоянии. Но почему бы ему тогда не порассуждать бы уже и об обонятельной памяти, о чувстве собственности и о гормональном фоне?! Понятно почему – он ничего в них не смыслит. Но смело рассуждает «о любви», не подозревая, что все они в ней присутствуют, являясь составляющими этой главной фантастической способности человека. Это ведь только внешне, кажется, что любовь есть тяга к чему-то или кому-то, которая поглощает человека полностью, превращаясь в сверх-тягу, порождающую сверх-желания и сверх-чувства. Состояние психики, близкое к острой наркомании; почти к психозу. Что же происходит в ней с нами и как нам поймать момент, когда безобидное вроде бы, чувство взаимной симпатии, вдруг превращается почти в навязчивое состояние? И вновь, мусолится дремучим психологом его идол Фрейд, заповедавший, что «любовь есть чувство животное». Как частность, бедняга прав: ведь это всегда проекция своей психики на предмет воздыханий.
То есть, если любит животное, то и любовь у него животная; а если скотина, то любовь у неё скотская. Ну, а если человек, то и любовь у него человеческая: то есть влечение нежное и возвышенное. Возвышающее и предмет воздыханий, и его самого над серой действительностью…
Но любовь не просто «сверх-чувство», хотя и вызывает в нас новое физиологическое «состояние». Любовь существует ещё и как главный (хотя для некоторых и оккультный) вид связи сознания человека с Сознанием Высшим. Любовь – вот главное состояние, в котором необходимо постоянно пребывать каждому христианину. Только любовь может связать человека с Богом, почему она и существует как центральное понятие в христианстве – в ней обязан находится каждый, избравший Христа своим личным Спасителем. Верующему дан наказ такой, что определённей не бывает:
«возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим и всею крепостию твоею – вот первая заповедь! Вторая подобна ей – возлюби ближнего своего как самого себя. Инойбольшей сих заповеди нет».
Евангелие от Марка, 12–30,31
В этих простых словах альфа и омега христианства – сам смысл учения Христа: «возлюби Бога и ближнего». И спасёшься. То есть христианство – учение, прежде всего, о Любви. К Богу и ближнему. Христос призывал к ней и только к ней…
Он ведь ничего не говорил о том, чтобы ему денно и нощно поклоны бить и свечи ставить; даже о молитве отозвался довольно сдержанно, указав, что в многословии удел язычников. Сказано яснее некуда: «Возлюби Бога и ближнего». Более того, сказал, что именно по любви друг к другу, люди и будут узнавать христиан. И поначалу так оно и было. У первых христиан их Любовь была столь сильным объединяющим их чувством, что они обобщали уже и своё имущество, чтобы быть вместе неразлучно. Но это в прошлом. Сегодня же остались только внешние признаки той Веры – свечи да обряды, а вот само чувство, куда-то, исчезло. Сегодня едва ли не максимальный подвиг для христианина – это подарить на Пасху незнакомому человеку в храме крашеные яйца. Кстати, старинный русский обычай. Предел любви – милостыня в несколько рублей. И то, как Св. Николай подкинул в бедный двор денег, чтобы девицы на панель бы не шли, рассматривается уже как совершенно невероятный подвиг…
