– «С большим основанием их можно было бы назвать неэстетичным и неизящным полом.» – дополняет Шопенгауэр.
– Хуан Уарте в своём сочинении «Исследование способностей к наукам» отрицает у женщин вообще все высшие способности. (Как бы косвенные суждения о близости женской психики к сознанию голема.)
– Интеллект женщин оценил по достоинству, лишь Ницше, предупредив, заодно, и чем кончится их равноправие: «Интеллект женщины характеризуется полнейшим самообладанием, присутствием духа, использованием всех выгод. Женщина хочет стать самостоятельной и для этого она начинает просвещать мужчину относительно» женщины самой по себе» – вот что является одним из самых пагубных успехов в деле всеобщего обезображивания Европы. «Пророчество страшное, но верное: именно обезображивания, как мы увидим ниже.»
Православие исходит из самой глубокой – если кому-то угодно, то и на уровне их «биополей» – скрытой антипатии, заключённой в самой физиологии полов. Это формулируется как то, что женщина может спастись только будучи девственной, или полностью передав ответственность за свою судьбу мужу.
«Его она должна слушаться как Господа» – утверждает апостол Павел – «как муж Господа».
Спасение жены возможно только в случае её полного и абсолютного послушания – полного подчинения ею своего сознания сознанию мужчины. Только в этом случае происходит и двойное взаимное энергетическое подчинение людей друг-другу в браке, в результате чего из них и возникает принципиально новое существо, а энергетически и новое образование, необходимое для создания ими абсолютно нормального потомства: причём сразу в нескольких планах. В физическом, оно имеет два тела физических с одним общим сознанием и одним общим подсознанием. Один подчиняется другому на уровне сознания, в то время как другой подчиняется ему на уровне подсознания. Только так может появится, идеальная, абсолютно гармоничная энергетическая колыбель для рождения и воспитания будущего потомства. Православие предельно «демократично»: с одной стороны оно многократно защищает человека от вырождения, с другой – не запрещает вырождаться всем, чьё сознание не связано с Высшим Сознанием. С Богом.
Как не возникнуть впечатлению, что для того, чтобы получить идеальное потомство каждому человеку надлежит выдержать в этой жизни многократный экзамен? Быть православным, создать православный брак и в этом браке установить православные же отношения – полное подчинение жены-девственницы своему мужу. А все остальные – уличные, «свободные», языческие и иные варианты – неизбежно при этом вырождаются. Сначала психологически – через своё поведение, а затем уже и биологически – через наследственность. Ну и что теперь?..
И ведь все эти средства предельно мягки, если не сказать, деликатны. Куда более строгие меры по отношению к женщине существуют на Востоке – мало того, что там женщина обязана постоянно закрывать от посторонних своё лицо, так мужчине там делается ещё и обрезание крайней плоти – как ещё один вид защиты от неё. Смысл последнего обряда нельзя понять без учёта смысла самого кровного родства – попадание подсознания мужчины в рабство к подсознанию женщины в процессе лишения её девственности в результате смешения кровей. Обрезание, собственно, как описано выше и делается чтобы избежать проникновения крови женщины в тело мужчины: лишённая своего покрова и охраняющей её смазки, слизистая головки мужского члена быстро утолщается и перестаёт пропускать женскую кровь в плоть мужчины – кровавая клятва становится невозможной, а с ней и последующее пленение его подсознания. Кроме этого, понижение чувствительности головки сообщает определённую дополнительную «тупость» и психике мужчины, делая его менее восприимчивым к проявлению женских чар и «капризов». Постоянное раздражение открытой головки после обрезания делает мужчину более мужчиной – более правополушарным, более сконцентрированном на своих ощущениях и более реактивным. «Обрезанный» более независим во всех своих переживаниях, но менее эмпатичен. Но даже и при этом он защищён от женщины ещё раз: восточному мужчине достаточно просто сказать своей жене «уйди», чтобы она исчезла из дома навсегда. Единственный случай, когда ему надо что-то повторять дважды…
Но даже и этого азиатам мало. Там вводится абсолютное – под страхом смерти – послушание женщины. И чем меньше народ, тем жёстче это требование безусловного повиновения, за нарушение которого отступницу убивают на месте. Их можно понять: эти народы мгновенно исчезнут, как только мужчина в них подпадёт под власть женщины. Потому, что мужчина сохраняет своё здоровье только в «патриархате» – во всех остальных случаях он быстро теряет свои мужские качества. Но это в Азии. А как выглядит женский вопрос по ту сторону океана?
Глава 7. Любовь в поясах верности
«Видение грешниками райского блаженства и его обитателей увеличивает страдания грешников: к мучениям Ада присоединяются угрызения совести от видения Славы праведников.»
Митрофан
В нашей маме погиб великий хирург, первооткрыватель и исследователь. Какой-нибудь Амундсен или Гумбольдт. Вернее, не столько погиб, сколько не раскрылся. И мир потерял одного из самых лучших и дотошных своих исследователей. Если бы вы знали, как мне жаль вас, люди…
Поэтому у мамы был бзик на музеи. И куда бы нас с ней не заносило, я не помню, чтобы она пропустила хотя бы один. Так, что во всех наших с ней городах, я лучше всего запомнил музеи. Прошла уйма времени, и в Сочи уже давно нет тех домов, где мы с ней останавливались – возле ресторана «Горка». Нет давно уже и самой прежней «Горки» с её пышной ротондой в стиле социалистического классицизма, с томной тенью огромных веранд под большими маркизами, степенностью вышколенных официантов, подававших вам блюда на маленьких блестящих металлических подносиках. Нет тира, где я утопил десятки эскадр и сбил сотни эскадрилий. На пляжах не продают больше моих любимых сочных сосисок в горячем бульоне, закрученных в большие стеклянные банки, нет на рынке громадных помидоров по 8 копеек за килограмм, нет моей любимой домашней сметаны в маленьких баночках и миндаля в сахаре. А самое главное: нет мороженого в цветных шариках!!!
Но кое-что, там ещё осталось: большие плетёные короба, в которых всегда привозил фрукты папа, лакированнные рапаны, самшитовые трости, тёмные очки и войлочные панамы, автобусы на Учан-су, дендрарий и музей Айвазовского…
Не знаю, правда, сохранился ли там ещё дом-музей Островского, но я был и там. В целом, я нахожу, что Сочи стал более провинциальным и я бы даже сказал, что и убогим – ничто в нём не напоминает той прежней помпезной роскоши моего далёкого советского детства!..
Но Сочи, в этом отношении, был город ещё не из самых страшных – труднее всего приходилось в Москве, где было три музея на квартал. Тут уже приходилось приобщаться к местной культуре по полной программе. Начинали обычно с центра – Мавзолей, Исторический, Политехнический, Ленина, собор Василия Блаженного, Третьяковка… Далее со всеми остановками. И вот, как-то, в одной из башен Василия Блаженного, где был тогда чуть ли не музей атеизма, вверху – на каких-то лесах, я и обнаружил кривые и ржавые, Пояса Верности. Видать, ими уже порядком попользовались.
