– Ну-с, как вы себя чувствуете с новым чипом?
– Как «Конкорд» рядом с самолетом Можайского, – приврал я.
Он хмыкнул.
– Между прочим, в левом полушарии у вас видны следы давнего ушиба. Было сотрясение мозга, а?
– Пожалуй, не было. Мальчишкой лазал на чердак, подломилась лестница. Ничего: полежал, встал, пошел…
– Считайте, повезло. Иногда такие удары приводят к чип-несовместимости, а то и к абсцессу мозга. Впрочем, это дело давнее… Будем надеяться, что с вами все будет тип-топ. Вернее, чип-топ, – скаламбурил он.
– Со мною уже все чип-топ, – возразил я.
– Вот как? Когда был подписан Абосский мирный трактат?
– Восемнадцатого августа тысяча семьсот сорок третьего года, – сказал я с удовольствием.
– Триста шестьдесят два помножить на четыреста двенадцать?
– Сто сорок девять тысяч сто сорок четыре.
– Смертельная доза цианида калия?
– Четверть грамма.
– Сколько пушек имел российский корабль «Эмануил»?
– Поправка: фрегат. Шестьдесят восемь.
– В каком из Евангелий, включая античные апокрифы, содержится легенда об Агасфере?
– Ни в каком.
– Ситуация: вашим действиям мешают два взаимоисключающих положения, имеющие силу императива. Каким из них вы будете руководствоваться?
– Третьим – «победителей не судят».
– Что вы делали третьего декабря прошлого года в восемнадцать часов ровно?
– Простите за такую подробность… Сидел на толчке.
– Очень хорошо, – улыбнулся врач. – Я думаю, с вами действительно все чип-топ.
Впрочем, выпустили меня все равно только через сутки. К тому времени я уже понял, что последний вопрос являлся запланированной провокацией и ложный ответ на него был впихнут в меня вместе с новым чипом в качестве теста. С чего это я, в самом деле, взял, будто чинно восседал на толчке? В тот момент я метался по офису «Альков-сервиса», вставляя здоровенного фитиля Саше Скорнякову за его топорную работу по теме «Прыщ»!
Пока я скучал в белых стенах, скрежетал зубами при воспоминании о ссоре с Машей и жаждал свободы, меня навестил еще один мучитель.
– У вас личные проблемы?
– С чего вы взяли? – окрысился я.
– Вижу. Но если я ошибаюсь, вам достаточно спокойно сказать «нет», и я обещаю больше не затрагивать эту тему.
– Блин!.. Да!
– Вот видите. Это надо исправить. Вы владеете методиками аутотренинга?
– Немного.
– Уже кое-что. В других обстоятельствах я порекомендовал бы вам самому заняться собой, но для скорости придется провести один-два сеанса гипнотерапии. Только уговор: вы не станете мне противодействовать, а то знаю я вас, людей с «железными нервами». Договорились?
Терпеть не могу находиться под гипнозом. Препротивное это дело – трепыхаться во власти кого-то постороннего, пусть и с добровольного согласия, не чувствовать собственного тела и просыпаться по счету «пять»!
– А без этого никак не обойтись?
– Боюсь, что нет. Согласны? Да не будьте вы таким напряженным, устройтесь поудобнее. Нет, ложиться необязательно, сидите где сидели. Можете мне поверить, один гипносеанс еще никому не вредил, от него вам станет только лучше, лучше, лучше… лучше… ЛУЧШЕ… ПЯТЬ! Открыть глаза!
– Что, уже? – Я заморгал.
– Вот видите, ничего страшного. Теперь вы бодрее и спокойнее, чем были раньше. Еще один сеанс завтра, и вы окончательно войдете в норму, обещаю.
Так оно и оказалось.
Если бы не вмешались сверху, быть бы мне и дальше объектом дотошного изучения эскулапов – а-ля гражданин и живой труп Емецкий.
– Как у тебя с английским? – спросил Максютов, вызвав меня пред ясны очи.
– Латентно, – признался я. – В основном через чип.
– А практически? Ну, идиомы там и все такое?
– Технический язык знаю прилично. Разговорный и литературный не очень. В грамматике слаб. В американизмах – также.
– Учи. Недели тебе хватит?
– Вполне.
– Мне не нужно, чтобы ты умел ораторствовать, как Черчилль. Но и болтать в духе машинного перевода – ты меня извини. Мне нужно, чтобы ты и остальной экипаж при минимальной притирке понимали друг друга с полуслова.
– Тогда достаточно трех дней.
– Специальных дней тебе никто не даст, и не мечтай. В твоем распоряжении все время до старта. Выкраивай.
Я выкроил. Кстати, никогда прежде не предполагал, что английское «идти в красноту» не имеет ничего общего с кожными инфекциями и означает всего-навсего «терпеть убытки». Ну и что? В конце концов, вряд ли Риордану, Фоско и Стюарту легче давались погружения в семантические бездны великорусского, и красная икра – вовсе не то, что находится у индейца между лодыжкой и коленом.
Недели мне хватило. Насчет Черчилля не убежден, но болтать на уровне выпускника колледжа в Миннесоте я научился и даже поставил себе новоанглийское произношение. В общем-то Максютов зря волновался. Нечипированному трудно уразуметь, насколько подзатыльник облегчает жизнь.
Двадцатого ноября я выехал в Звездный. Накануне вырвался ненадолго в интернат навестить Настю, предварительно выпросив у наших гримеров парик, примерно соответствующий моей прежней шевелюре, чтобы не слишком напугать. Но был тихий час, и дочь мне не вывели.
* * *
Наивно было бы думать, что в Роскосмосе спали и видели, как бы заполучить в отряд космонавтов нацбезовца. Заместитель руководителя подготовки смотрел на меня, как дипломированный кулинар на тухлую конину.
– Предупреждаю, программа очень напряженная. Не знаю, как вы там у себя привыкли, но здесь у вас выходных скорее всего не будет. До самого старта, если он для вас состоится. Запомните это сразу.
– Ничего не имею против, – отозвался я.
– Я хочу, чтобы вы поняли одно: программа вашей подготовки усечена до последнего предела. Вернее, уплотнена. Поэтому, если вы привыкли запоминать информацию со второго раза, а не с первого, нам придется вас отсеять, понятно?
– Тоже ничего не имею против… Кстати о запоминании: у меня чип.
Заместитель усмехнулся.
– А без чипа теперь никто в космос не летает, – сообщил он. – Даже на «Альфу», так что уж говорить о… Не будь вы чипированы, я бы с вами тут вообще не разговаривал. Я, собственно, имел в виду вовсе не механическое запоминание. Важны способности мозга, а не чипа. Проверить вас мы, конечно, проверим. В русле основной подготовки. А может быть, откажетесь сами?
– Не имею к тому никаких оснований, – сухо ответил я.
– А основания сразу не появляются, – отпарировал заместитель. – Потом хуже будет, не говоря уже о том, что ряд тренировок мы просто не сможем провести адекватно. Например, сверхмалую силу тяжести в обратном полете удается имитировать лишь кратковременно, как и невесомость. Даже если вас вывезут ненадолго на «Альфу» – а программа подготовки это предусматривает, – никто заранее не скажет, как вы будете чувствовать себя на финише траектории возвращения. Ионный двигатель будет работать непрерывно, сначала на разгон, затем на торможение, зато имеет рабочую тягу всего десять килограммов. Почти два года вы будете весить… – Он прищурился на меня. – А ну-ка сообразите сами, сколько?
