Он радуется как дитя, обнаружив среди своих туалетных принадлежностей тюбик с аспирином.
Роберт проглатывает сразу три таблетки. Затем проходит в ванную комнату. Склонившись над умывальником, он жадно пьет воду из-под крана, словно это родниковая вода.
Анук, в свою очередь, раскрывает чемодан. Присутствие Роберта стесняет ее. Без него она чувствовала бы себя намного лучше.
Роберт выходит из ванной комнаты. Лицо его осунулось. У него помятый вид.
— Я мешаю тебе, — говорит Анук. — Тебе лучше побыть одному…
— Меня тревожит мое горло, — говорит он. — Я же не гулять сюда приехал. Мне надо ходить на совещания. А я не чувствую себя в форме.
— На какую кровать мне ложиться? Правую или левую?
— Решай сама… Взгляни-ка сюда…
Он подводит ее к окну.
— Ты хочешь показать мне город?
— Нет. Как включить кондиционер.
Он включает его.
— Смотри. Это — крайняя позиция. Если хочешь выключить, поверни рычаг в обратном направлении.
Индейцы уже исчезли с экрана. Теперь женщина нахваливает какой-то стиральный порошок.
Анук не может оторваться от окна. Внизу под ними ослепительными огнями сверкает и переливается город. Если Роберт уляжется спать, она тут же спустится в холл…
— Я хочу принять ванну, — объявляет Анук.
Надо же что-то делать, чтобы разрядить напряженную обстановку.
«Прощай спокойный вечер, — думает Роберт. — Анук превращает даже такое банальное событие, как принятие ванны, в настоящую китайскую церемонию. Кошмар!»
— А ты не хочешь спать?
— Я хочу немного размять ноги.
«Ничего у меня не выйдет, — думает Анук. — Придется сидеть в номере. Тем хуже».
— Я спрошу в регистратуре, можно ли заказать массаж… — произносит она вкрадчивым голосом.
Ее привычка к роскоши раздражает Роберта.
— Массаж в Соединенных Штатах обойдется недешево…
— Один раз не в счет… У меня есть деньги…
Анук усаживается у телефона. Она внимательно изучает проспект с перечнем услуг, которые предоставляются постояльцам. «Едва успела поселиться в отеле, а уже заказывает все, что только ей в голову взбредет», — думает Роберт.
Анук долго говорит по телефону. Она пытается обворожить своего невидимого собеседника. «После восьми часов, проведенных в самолете, я чувствую себя так, словно по мне проехался каток по укладке асфальта. Будьте так любезны, пришлите мне массажиста или массажистку, все равно… Номер комнаты…» Немного погодя она заказывает в номер минеральную воду и фрукты. «Я поем их перед телевизором» — говорит она.
Она умеет устраиваться в этой жизни. Роберт чувствует себя так, будто его обокрали: этот вечер должен был по праву принадлежать ему. Он невольно завидует безукоризненному произношению Анук… Он слишком поздно начал изучать английский язык. И конечно, потратил впустую немало времени и денег. Наконец, его фирма оплатила ему курсы с «погружением». Анук же свободно владела английским всего лишь потому, что с раннего детства у нее были гувернантки.
— Ты хорошо говоришь по-английски, — говорит он.
В душе он считает, что его сильно обделила судьба.
— К семи годам я уже говорила на двух языках. Потом я еще год совершенствовала язык в спецшколе. Вполне нормально…
«Нормально! Кто бы говорил! — утешает он себя. — Ты получил то, что хотел… Девушку из высшего общества…»
«Девушка из высшего общества» окидывает взглядом гостиничный номер и остается довольна. Она переключает канал. На цветном экране появляется надпись с названием фильма.
— Боевик! Это — для тебя, — говорит Анук. — Ладно, так и быть, и я посмотрю его. Сегодня мне понравится все что угодно. Я скоро привыкну к американскому произношению. Мне было бы совсем легко, если бы здесь говорили, как в Бостоне. Бостонский акцент очень близок к оксфордскому произношению.
На экране возникает горный пейзаж. Появляется автомобиль, за ним другой. Из первой машины выглядывает мужчина. Тра-та-та — трещит его пулемет. Шины второй машины пробиты, она теряет равновесие, врезается в скалу и, охваченная пламенем, падает вниз.
— А что? — рассуждает Анук. — В самом деле, и такой вид развлечений имеет право на существование…
Неожиданно блондин с лицом проходимца прерывает действие фильма и расхваливает достоинства шин высокой прочности.
— Американская реклама — такая скучища!
— А мне нравится, — отвечает Анук. — Для меня все здесь в новинку.
— Я скоро вернусь, — обещает Роберт.
С огромной неохотой он выходит из номера в тот момент, когда на экране телевизора агенты ФБР осматривают останки сгоревшей машины.
Анук с блаженством вытягивается на кровати. Просторная уютная комната: две кровати, широкое окно, спрятанное за сдвинутыми шторами, вместительный зеркальный шкаф.
Анук готовит себе ванну. Позднее, уже в воде, она разглядывает свое тело. Ей грех жаловаться. Что и говорить, она прекрасно сложена. Не всякая девушка может похвастаться такой гладкой и нежной кожей. Анук отгоняет нахлынувшие вдруг тяжелые воспоминания. Она не хочет возвращаться к прошлому. «Никогда. Да будет благословенна короткая память. Пусть сердце навсегда останется холодным, а тело свободным. Ее цель? Стать такой, каким был ее дед. Считать свои шаги и деньги до самой смерти. Ее дед был живым воплощением эгоизма и успеха».
Она обманывает себя. В душе она борется с угрызениями совести. «О, нет, все кончено. Никаких привязанностей и переживаний. Жить, чтобы жить!»
Анук вышла замуж так, как входила в шикарный магазин. Высоко подняв голову и слегка раздувая ноздри от гордости, что может позволить себе сделать такой выбор за свои деньги. Брак для нее был лишь сделкой, скрепленной людьми и церковью. Подвенечное платье, заказанное у знаменитого кутюрье, было ослепительно белого цвета, что вызвало у нее искренний смех. Во время свадебной церемонии Анук еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Еще немного, и она бросила бы венок флердоранжа в лицо удивленного кюре. «Довольно воспоминаний. Я в Вашингтоне», — уговаривает она себя.
Выйдя из ванной комнаты, Анук усаживается перед телевизором.
Экранный бандит измывается над своей жертвой, испуганной молодой девушкой. «Что вы знаете о своем отце?» — кричит он. «Ничего, — отвечает девушка. — Ничего. Отец как отец».
— Счастливая! — восклицает Анук. — А мой предок может быть лишь героем фильма Фрица Ланга.
Гангстер закатывает девушке звонкую пощечину.
— Как это здорово! — замечает Анук, — когда бьют других…
И еще… Это совсем другая оплеуха.
Анук надеется, что вызванный ею массажист окажется молчаливым чернокожим.
