— У меня нет мужа, — отрезает она.
Теперь они едут по просторной улице, обсаженной с двух сторон деревьями.
— Я не могу свернуть здесь, — объясняет она. — У меня могут снять один балл…
— Какой балл?
— Каждому водителю, когда он садится за руль, начисляется определенное количество баллов. При нарушении правил у него отнимается один балл. А кончаются баллы, у него отбирают права. И тогда ему приходится ездить на такси или ходить пешком… И жизнь в Вашингтоне делается практически невозможной. Слишком большие расстояния, и такси обходится дорого, если пользоваться им часто.
Она делает круг у стоящего на перекрестке монумента.
— Это Скотт, мой большой друг, — говорит она. — Я всегда его объезжаю, чтобы попасть на Ф-стрит. Вам известно его имя?
— Нет, — отвечает он. — По правде говоря…
— Один великий исследователь…
Они едут по 16-й улице.
— Я живу на следующей улице за Черч-стрит, — говорит она.
Он читает надпись на табличке с названием улицы.
— Приехали, — говорит она. — Выходите… Когда войдете в холл, держитесь независимо, чтобы к вам не привязалась консьержка… Мне надо где-то припарковать машину.
— Куда мне идти?
— В тот кирпичный дом…
Дом, в котором жила немка, окружен палисадником, как и все стоящие рядом дома. Роберт с трудом преодолевает несколько ступенек и поднимается на крыльцо. Войдя в дом, он попадает в довольно тесный и грязный вестибюль. Он видит стеклянную дверь. Ветхая занавеска скрывает от любопытных глаз комнату консьержки. Внизу у лестницы находится телефонная кабина. Холл захламлен старой мебелью. Полуразвалившийся комод, драные соломенные стулья, два потертых кресла и шаткий столик, готовый вот-вот развалиться под тяжестью старой телефонной книги.
На всем лежит печать запустения. Роберт раскрывает от удивления рот. Он загляделся на рожковую люстру, покрытую толстым слоем пыли. И тут же чувствует, что кто-то за ним наблюдает. Через стеклянную дверь его разглядывает рыжеволосая толстуха, на вид пуэрториканка. Он кивает ей головой в знак приветствия. Женщина приоткрывает дверь:
— Вы ищете кого-то?
— Я жду даму. Немку.
— Она знает, что вы пришли?
— Да.
— Однако, — произносит с недоверием в голосе пуэрториканка, — она меня не предупредила, что ждет кого-то…
— То есть…
И с раздражением:
— Она паркует свою машину.
Женщина скрывается за стеклянной дверью и тотчас появляется с блокнотом и ручкой в руках. Она пытается соединить на пышной груди расходящиеся полы цветастого халата.
— Ваше имя… — говорит консьержка, — и адрес. Запишите здесь.
— Зачем? — спрашивает он.
— Всякое может случиться… Я должна сообщить куда следует… Я не хочу иметь неприятностей с полицией… Все, кто сюда приходит, оставляют сведения о себе в моем блокноте.
«Должно быть, я попал в бордель», — думает он.
— В этот дом не ходит кто попало, — заявляет с гордостью пуэрториканка.
Он молчит.
— Давно вы знакомы с мадемуазель Хельгой Мюллер?
Наконец-то он узнает имя и фамилию своей спасительницы.
— Мы дружим с ней с детства…
— Вы немец?
— Нет. Француз.
— И как вы могли в детстве подружиться с немкой?
На верхней ступени лестницы появляется длинноволосый молодой человек. Опираясь на перила, он медленно спускается вниз. С усмешкой взглянув на Роберта и кивнув консьержке, он входит в телефонную кабину.
В вестибюль входит немка.
— Здравствуйте мадам Аджеро, — говорит она. — Я привезла своего друга…
Роберт быстро говорит по-немецки:
— Я сказал ей, что мы с вами друзья детства…
— …которого случайно встретила. Мы давно с ним не виделись.
— Жизнь полна неожиданностей, — говорит пуэрториканка.
И настаивает:
— Напишите вашу фамилию здесь.
Она протягивает шариковую ручку Роберту.
— Вы должны написать вашу фамилию и адрес в Вашингтоне. Мало ли что… Я не хочу попасть в историю с наркотиками…
— Вы шутите?
Госпожа Мюллер не скрывает досады.
— Я же сказала вам…
— Вы сказали… Вы сказали… Все можно сказать… Не доверяю я этим французам…
Ее взгляд задерживается на портфеле Роберта.
— Французы… — продолжает она, — они куролесят до самой старости! Я хочу знать его фамилию.
Она указывает на Роберта.
Немного помедлив, он пишет: «Господин Дюпон».
Она заглядывает в блокнот и восклицает:
— Дюпон! Нехорошая фамилия. У нее плохая репутация.
Роберт поворачивается к немке.
— Плохая репутация? Дюпон? Что ей от меня еще надо?
Мадемуазель Мюллер улыбается.
— Неподалеку отсюда находится сквер Дюпон. Ночью в нем собираются наркоманы. Все боятся ходить через него.
— Укажите адрес вашего отеля, — не отстает толстуха.
Эта особа способна позвонить в отель, чтобы проверить точность полученных сведений.
— Я проездом в Вашингтоне, и мне не надо останавливаться в отеле. Сегодня вечером я уезжаю в Балтимор, — говорит он. — Вот там я сниму номер. Вашингтон сейчас переполнен туристами.
— Где вы остановитесь в Балтиморе?
— Где придется.
Мадемуазель Мюллер сует билет в пять долларов в руку пуэрториканке…
— Это вам на ваши любимые конфеты…
Консьержка облизывает губы кончиком толстого языка.
— Мадемуазель Мюллер, вы всегда так добры… Проходите вместе с вашим другом… Желаю вам счастья.
Немка, задетая за живое, возмущается:
— У вас одни только любовные истории на уме. Вынуждена вас огорчить. Это совсем не тот случай. Мой друг здесь, потому что заболел.
— Заболел?
Пуэрториканка встрепенулась:
— Я не хочу неприятностей… В дом нельзя приводить больного француза. Чем он болен?
Роберт едва держится на ногах. Ему безразлично, что о нем говорят: четыре ли у него лапы, кусается ли он или же у него бешенство. У него было лишь единственное желание — поскорее прилечь. Не важно где.
— Пошли, — зовет его немка.
Похоже, что она не робкого десятка. Ее раздражает непробиваемая тупость консьержки.
