Кира наклонилась и почесала псину за ухом.
– Меня отпустили, – сказала она мальчику.
Его глаза расширились. Затем он улыбнулся.
– Ну, значит, опять будешь нам байки травить, – сказал довольный Мэтт. – Видал Вандару, – добавил он. – Вот так шла.
Он быстро взбежал на ступени Здания и, выпятив грудь, с высокомерным видом спустился по ним. Кира засмеялась.
– Теперь-то она еще больше тебя будет ненавидеть, – весело добавил Мэтт.
– Что ж, зато ей отдали мой участок, – сказала Кира, – чтобы она и другие сделали там загон для детей, как они и хотели. Надеюсь, ты еще не начал строить там новую хижину, – добавила она, вспомнив, что он предлагал ей помощь.
– Пока не начинали, – сказал Мэтт, – но уже собирались.
Он замолчал, почесывая Прута грязной босой ногой.
– И где ты будешь жить-то?
Кира шлепнула комара у себя на руке. Растерла капельку крови от его укуса.
– Не знаю, – призналась она. – Мне сказали вернуться сюда, когда колокол ударит четыре раза. И мне надо собрать вещи. – А потом усмехнулась: – Собирать мне, правда, особо нечего. Почти все мои вещи сгорели.
– Сберег тебе кой-чего, – сказал он ей с довольным видом. – Стырил из твоей хижины еще до пожара. Не говорил раньше – хотел узнать, что с тобой сделают.
Мэтта стали звать друзья, собравшиеся возле бойни.
– Мы с Прутом, того, пошли, – сказал он. – Но я притащу вещички, когда колокол четыре раза ударит. На ступени, да?
– Спасибо, Мэтт. Встретимся на ступенях.
Улыбаясь, Кира смотрела, как он бежит к своим друзьям, а его худые, покрытые струпьями ноги взбивают дорожную пыль. Рядом с ним семенил Прут, виляя кривым хвостом.
Затем Кира продолжила свой путь к ткацкой артели, мимо съестных лавок и шумно спорящих и торгующихся женщин. Собаки лаяли; два пса, стоя по обе стороны куска чего-то съедобного, рычали друг на друга, оскалив зубы. Лохматый ребенок, внимательно наблюдавший за собаками, ловко прыгнул между ними, схватил еду и запихал в рот. Его мать, занятая работой в ближайшей лавке, оглядевшись, заметила ребенка рядом с собаками, схватила за руку и дернула, а когда тот оказался рядом с ней, дала подзатыльник. Но тот довольно улыбался, жадно жуя поднятое с дороги.
Ткацкая артель находилась дальше по улице, она всегда была в тени от окружавших ее деревьев. Здесь было спокойнее и прохладнее, хотя комаров – больше. Когда Кира вошла, женщины, сидящие за станками, ей закивали.
– Тут полно лоскутов, забирай, – сказала одна из них и мотнула головой в сторону, поскольку ее руки продолжали работать.
Обычно убирала в артели Кира. Ей еще не разрешали ткать, хотя она всегда внимательно следила за тем, как это делается, и думала, что, если потребуется, могла бы стать ткачихой.
Она уже много дней здесь не появлялась – с тех пор, как заболела мать. За это время столько всего произошло. Столько всего изменилось. Она решила, что теперь сюда не вернется. Но поскольку ее дружески приняли, Кира прошла по помещению, заполненному грохотом деревянных станков, и стала собирать обрывки ткани с пола. Она заметила, что один станок стоит без движения. На нем сегодня никто не работал. Она посчитала: четвертый с конца. Обычно за ним сидела Камилла.
Она остановилась у пустующего станка и подождала, пока работница за соседним станком остановится, чтобы поправить свой челнок.
– А где Камилла? – спросила Кира. Иногда, конечно, женщины ненадолго уходили с работы – чтобы отметить свадьбу, родить ребенка или просто потому, что их назначали на другую временную работу.
Ткачиха глянула на нее, но ее руки продолжали работать. А ноги вновь стали раскачивать педаль.
– Упала, неудачно упала в реку. – Она дернула головой. – Стирала. На камнях был мох.
– Да, там скользко. – Кира знала это место. Ей и самой доводилось падать в реку в том месте, где все стирали.
Женщина пожала плечами.
– Она сломала руку, очень сильно. Невозможно вылечить. Рука теперь будет кривой. Для станка совсем не годится. Муженек уж так старался выпрямить ей руку, без нее ведь никак. Но Камилла, скорее всего, отправится на Поле.
Киру передернуло, когда она представила чудовищную боль от того, что муженек пытается выпрямить тебе руку.
– У нее было пятеро детей, у Камиллы, в смысле. Теперь она не может за ними следить и работать. Их отдадут. Тебе не нужно? – женщина посмотрела на Киру и улыбнулась беззубым ртом.
Кира покачала головой. Она слегка улыбнулась и пошла дальше по проходу вдоль станков.
– Хочешь за ее станок? – крикнула женщина ей вслед. – Кто-то должен его занять. А ты, наверное, уже можешь ткать.
Но Кира опять покачала головой. Когда-то она хотела ткать. Ткачихи всегда были добры к ней. Но теперь ее ждало иное будущее.
Станки продолжали грохотать. Кира заметила, что солнце опускается к горизонту. Скоро колокола ударят четыре раза. Она кивнула на прощание ткачихам и отправилась по улице к тому месту, где когда-то жила с матерью, где долгое время стояла ее хижина и которое было единственным ее домом. Надо было с ним попрощаться.
6
Послышался звон огромного колокола на башне Здания Совета. Этот колокол управлял жизнью людей. Он сообщал, когда начинать работу, а когда – заканчивать, когда собираться на сход, когда готовиться к охоте, отмечать праздники или ждать опасности с оружием в руках. Четыре удара – третий как раз раздавался сейчас – означали, что дневную работу можно прекратить. А Кире настало время отправляться в Совет Хранителей. Сквозь толпу людей, уходивших со своих рабочих мест, она поспешила к центральной площади.
Мэтт ждал ее на ступенях, как и обещал. Прут у его ног играл с большим блестящим жуком, снова и снова ставя перед ним лапу, когда тот пытался уползти. Услышав приветствие Киры, собака подняла голову и завиляла кривым хвостом.
– Ну, чего у тебя? – спросил Мэтт, глядя на небольшой узелок за спиной Киры.
– Ничего особенного, – она печально улыбнулась. – Нитки и несколько лоскутов ткани я хранила на поляне, поэтому они не сгорели. И погляди, Мэтт.
Она полезла в карман и извлекла из него округлый продолговатый предмет.
– Я нашла свое мыло на камне, там, где оставила. Это хорошо, потому что я не знаю, как его делать, а купить его мне не на что.
Она засмеялась, поняв, что вечно грязному и нечесаному Мэтту мыло совсем не нужно. Наверное, у него где-то была мать, и матери обычно хотя бы изредка отмывали своих детей, но Кира никогда не видела Мэтта чистым.
– Вот, – Мэтт указал на кучу вещей в шаге от него, небрежно завернутых в какую-то серую тряпку. – Унес, чтоб у тебя были.
– Спасибо, Мэтт. – Кире было интересно, что же он решил спасти.
