Она закусила губу:
– Они бесцветные.
– Ты говорила, что мать учила тебя красить нити, – напомнил Джемисон.
Кира кивнула. Она действительно так сказала, но это было не совсем правдой. Мать только собиралась ее научить.
– Мне еще многому предстоит научиться, – сказала она. И добавила, надеясь, что это не прозвучит хвастливо: – Я быстро учусь.
Джемисон посмотрел на нее, слегка нахмурившись.
– Я отправлю тебя к Аннабелле, – проговорил он. – Она живет далеко в лесу, но дорога безопасна. Она закончит обучение, которое начала твоя мать. Песнь исполняется в начале осени, – напомнил он. – Значит, у нас есть еще несколько месяцев. До этих пор мантия Певцу не потребуется. У тебя будет много времени.
Кира неуверенно кивнула. Джемисон был ее защитником. Теперь, похоже, он стал ее наставником. Кира была благодарна ему за помощь. И все же чувствовала некоторую напряженность в его голосе, которой не было до этого.
Он показал ей висящий на стене шнур, который можно было дернуть, если ей что-нибудь понадобится, и вышел из комнаты. Кира снова посмотрела на мантию на столе. Сколько разных цветов! Сколько оттенков каждого цвета! Если подумать, начало осени было не так уж далеко.
Кира решила, что сегодня она рассмотрит мантию и поймет, что с ней делать. А завтра она первым же делом отправится к Аннабелле и будет умолять ее о помощи.
8
Мэтт захотел пойти с ней.
– Без нас с Прутом не ходи. Мы тебя будем защищать, – сказал он. – В лесах-то куча свирепых тварей.
Кира улыбнулась:
– Защищать? Вы?
– А то. Мы с Прутом сильные, – сказал Мэтт. Он напряг мышцы на своих худосочных руках. – Это только кажется, что я мелкий.
– Джемисон сказал, что если идти по тропинке, то неопасно. – Но все равно Кире, конечно, было бы веселее идти с Мэттом и с собакой.
– А если потеряешься? Мы-то с Прутом где угодно дорогу найдем. С нами никуда не сгинешь.
– Но я ухожу на весь день, ты проголодаешься.
С победоносным видом Мэтт достал из широкого кармана своих мешковатых штанов толстый ломоть хлеба.
– Слямзил у пекаря, – гордо объявил он.
И вышел победителем из этого спора – к удовольствию Киры, которой теперь было с кем разделить поход через лес.
Дорога заняла около часа. Джемисон был прав: тут было безопасно. Хотя густые деревья затеняли тропинку и то и дело слышалось шуршание в подлеске и крики незнакомых лесных птиц, друзьям ничто не угрожало. Прут охотился за небольшими грызунами или обнюхивал норки в земле, наводя страх на их жителей.
– Там змеюки, зуб даю, – подмигнул Мэтт Кире.
– Я не боюсь змей.
– Девочки же боятся.
– Не все. У нас в саду всегда жили небольшие змейки. Мама говорила, что они дружат с растениями. Они едят насекомых.
– Как Прут. Смотри-ка, словил кого-то, – Мэтт показал рукой. Его пес неожиданно наскочил на какое-то несчастное существо с длинными тонкими лапами. – Папина долгоножка.
– Папина долгоножка? – улыбнулась Кира. Она никогда не слышала такого названия. – А у тебя есть отец? – спросила она с любопытством.
– Не-а. Был, но сейчас только мамка осталась.
– А что стало с твоим отцом?
Он пожал плечами:
– Не знаю. В Фене все по-другому. Многие без отца. А у кого есть, их боятся, потому что лупят жуть как сильно. Правда, мамка меня тоже бьет, – добавил он со вздохом.
– У меня был отец, он был хорошим охотником, – проговорила с гордостью Кира. – Даже Джемисон так сказал. Но отца забрали твари.
– Эх, слыхал, да.
Она видела, что Мэтт пытается сделать грустную мину, но мальчику с таким веселым характером это было непросто. И вот он уже показывал пальцем на бабочку, радуясь ярким оранжевым крыльям в сумраке леса.
Кира достала подвеску, которую прятала под сорочкой.
– Помнишь? Ты принес это мне вместе с вещами матери.
Мэтт кивнул.
– Она вся багряная. И блестит.
Кира аккуратно убрала подвеску обратно под сорочку.
– Ее сделал отец в подарок матери.
Мэтт сморщил лоб, пытаясь понять услышанное.
– Подарок? – спросил он.
Кира была поражена: как это он не понимает?
– Это когда кто-то для тебя многое значит и ты даешь ему что-нибудь особенное. Что этому человеку будет дорого. Это и есть подарок.
Мэтт улыбнулся.
– В Фене такого нет, – проговорил он. – В Фене если дают, то затрещины. Но это красивая штука, – добавил он вежливо. – Хорошо, значит, что я ее сохранил.
Для Киры с ее больной ногой путь был долгим. Ее посох иногда цеплялся за узловатые корни, скрытые под слоем земли, и она спотыкалась. Но ей было не привыкать к трудностям и боли. Они всегда были с ней.
Мэтт убежал вперед с Прутом, а когда вернулся, то с восторгом сообщил, что осталось еще чуть-чуть, один поворот – и все.
– Там дом! – закричал он. – А еще старуха в саду, руки кривые, а в них – радуга!
Кира ускорила шаг и, повернув, поняла, что он имел в виду. Рядом с крошечной хижиной в бурно разросшемся саду работала сгорбленная седая старушка. Рядом с ней стояла корзина, из которой она доставала нити всех оттенков желтого: от бледно-лимонного до темно-золотистого – и развешивала их на веревке, натянутой между деревьями. Там уже висели нити более темных цветов – рыжие и красные.
Ее пальцы были скрючены и покрыты пятнами. В знак приветствия она подняла руку. У нее почти не было зубов, кожу покрывали морщины, но глаза были ясными.
Она пошла им навстречу, опираясь на деревянный посох. Казалось, старушка совсем не удивилась гостям. Она внимательно всмотрелась в лицо Киры.
– Ты похожа на маму, – проговорила она.
– Вы знаете, кто я?!
Старушка кивнула.
– Моя мать умерла.
– Да, я знаю.
«Откуда, откуда вы знаете?» – хотела спросить Кира, но промолчала.
– Меня зовут Кира. Это мой друг. Его имя – Мэтт.
Мэтт сделал шаг вперед и вдруг засмущался.
– У меня, значит, с собой есть что пожевать, – сказал он, – мы с собакой не будем мешать.
– Сядь, – велела Аннабелла Кире, не обращая внимания на Мэтта и Прута, который деловито обнюхивал сад в поисках места, где бы задрать лапу. – Ты, конечно, устала, и тебе больно.
Она указала ей на низкий пень, и Кира опустилась на него, растирая ноющую ногу. Она развязала сандалии и вытряхнула из них камешки.
