– Тебе надо научиться делать красители, – сказала Аннабелла. – Ты ведь за этим пришла, а? Твоя мать должна была научить тебя.
– Она не успела, – вздохнула Кира, – а теперь от меня требуют научиться всему и сделать работу – восстановить мантию Певца. Вы знаете об этом?
Аннабелла кивнула. Она повернулась к бельевой веревке и повесила оставшиеся нити.
– Я могу дать тебе нити, чтобы ты начала работу, – проговорила она. – Но надо учиться делать красители самой. И не только это.
Кира вновь подумала о невышитой части мантии на плечах и спине. В будущем от нее потребуют заполнить это пространство.
– Будешь приходить сюда каждый день. Надо выучить все растения. Гляди, – Аннабелла обвела рукой сад, где многие цветы как раз начинали цвести, – это подмаренник, – она показала на высокое растение, густо покрытое золотистыми цветами. – Его корни дают хороший красный цвет. Хотя для красного лучше пойдет марена. Вон она там растет. – Кира увидела разросшееся растение на высокой грядке. – Сейчас еще не время выкапывать ее корни, лучше это делать в начале осени, когда она впадает в спячку.
«Подмаренник, марена. Я должна это запомнить. Теперь я должна это знать», – сказала про себя Кира.
– Дрок, – старушка дотронулась посохом до кустарника, покрытого небольшими цветочками. – Его ростки дают хороший желтый цвет. Но не пересаживай его лишний раз. Дрок этого не любит.
«Дрок для желтого», – повторила про себя Кира.
Кира пошла за Аннабеллой в другой угол сада. Та остановилась и дотронулась до небольшого растения с упругими стеблями и маленькими овальными листьями.
– А вот этот живучий, – в ее голосе слышалась нежность. – Его называют зверобой. Он пока не цветет, еще рановато для него. Но как зацветет, из него получается хороший коричневый. Правда, пятна от него на руках.
Она показала ей свою руку и продолжила:
– Еще будет нужен зеленый. Тут тебе поможет ромашка. И вода. Но бери только листья. Цветки оставь для чая.
У Киры от названий растений и всех указаний уже кружилась голова, а ведь ее познакомили всего лишь с маленькой частью сада. Услышав про воду и чай, она поняла, что хочет пить.
– Простите, нет ли у вас колодца? Можно попить? – спросила она.
– И Пруту тоже! А то он воду никак не найдет, – раздался рядом голос Мэтта.
Аннабелла отвела их к колодцу за хижиной, и они стали жадно пить. Мэтт налил воду в углубление в камне, и собака тут же выхлебала ее и стала ждать добавки.
Наконец, Кира и Аннабелла сели рядом в тени. Мэтт, жуя свой хлеб, ушел побродить по окрестностям вместе с Прутом.
– Будешь приходить каждый день, – повторила Аннабелла. – Выучишь все растения и все цвета. Как выучила их твоя мать, когда была девочкой.
– Я выучу, обещаю.
– Она говорила, у твоих пальцев свое знание. Что это знание больше, чем у нее.
Кира посмотрела на свои руки и сложила их на коленях.
– Когда я работаю с нитями, что-то происходит. Они как будто сами знают, что должно быть вышито, а я лишь подчиняюсь им.
Аннабелла кивнула:
– Это и есть знание. У меня такое же, но только про красители, не нити. Мои руки всегда были слишком грубыми, – она показала свои изувеченные ладони, все в пятнах. – Но чтобы вышивать, тебе придется научиться делать красители. Узнать, когда подцвечивать краситель. Как разводить его. Как отбеливать нити.
«Подцвечивать. Разводить. Отбеливать. Какие странные слова», – думала Кира.
– А еще есть протрава, ее тоже надо научиться делать. Иногда из сумаха. Подходят и древесные галлы. А еще некоторые лишайники. Но лучше всего – пойди-ка сюда, посмотри. Посмотрим, угадаешь ли ты, из чего сделана эта протрава. – И неожиданно проворно для женщины, дожившей до четырехсложного возраста, Аннабелла встала и повела Киру к закрытому сосуду, который стоял рядом с тлеющим костром.
Кира наклонилась, чтобы лучше видеть, но когда Аннабелла подняла крышку, отпрянула от неожиданности и отвращения. Запах у жидкости был чудовищный. Аннабелла улыбнулась и довольно хихикнула.
– Ну, что скажешь?
Кира замотала головой. Она даже думать не могла о том, что было в этом вонючем сосуде, и тем более о том, из чего это получилось.
Аннабелла, все еще смеясь, закрыла крышку.
– Нужно накопить побольше и дать настояться, – проговорила она. – И это сделает цвет ярче, а краситель – более стойким. Это старая моча! – объяснила она с довольным смешком.
Ближе к вечеру Кира в сопровождении Мэтта и Прута собралась домой. Сумка, которую она несла на плече, была полна цветных нитей и пряжи, которые надавала ей Аннабелла.
– На первых порах тебе хватит, – сказала старая красильщица. – Но надо учиться красить самостоятельно. А теперь повтори, что ты запомнила.
Кира закрыла глаза, подумала и сказала громко:
– Марена для красного. Подмаренник тоже для красного, только его корни. Цветки пижмы для желтого, а еще дрок. А тысячелистник – для желтого и золотого. Темный алтей, одни только лепестки – для розовато-лилового.
– Тысячесопельник, – громко проговорил Мэтт и вытер нос грязной пятерней.
– Тихо ты, – сказала ему, смеясь, Кира. – Не дурачься. Я должна запомнить. Дрок, осока, – продолжила она, напрягая память, – это золотисто-желтый и коричневый. А еще для коричневого подходит зверобой, но от него будут пятна на руках. Свежие листья и цветы бронзового фенхеля можно есть. Ромашка для чая и зеленого цвета. Это все, что я запомнила, – сказала Кира извиняющимся тоном. Растений было намного больше.
Аннабелла одобрительно кивнула.
– Это только начало, – проговорила она.
– Нам с Мэттом пора идти, а то стемнеет раньше, чем мы доберемся, – сказала Кира, глядя на небо. Тут она внезапно вспомнила что-то.
– А вы умеете делать синий? – спросила она.
Аннабелла нахмурилась.
– Нужна вайда, – сказала она. – Собери свежие листья растения-первогодка. Еще нужна мягкая дождевая вода; и тогда получишь синий. У меня вайды совсем нет.
Есть у других, но они далече.
– Кто это – другие? – спросил Мэтт.
Аннабелла не ответила мальчику. Она показала на дальний конец своего огорода, где начинался лес и виднелась узкая заросшая тропинка. Затем повернулась и пошла в сторону своей хижины. Кира слышала, что она что-то бормочет.
– Синий я так и не нашла, – говорила она. – Но он есть у них, у тех, кто далече.
9
На мантии Певца было лишь несколько крошечных участков, расшитых синим цветом, который выцвел почти до белого. Поужинав и дождавшись, пока зажгут масляные лампы, Кира стала внимательно ее рассматривать. Она разложила свои нити – те, которые были среди ее запасов, и те, что дала Аннабелла, – на большом столе, помня, что, прежде чем приступать к работе, надо тщательно подобрать цвета при дневном свете. И заметила – с облегчением, потому что она не смогла бы их восстановить, и с разочарованием, потому что синий добавлял такой красоты всему узору, – что полноценного синего цвета больше не осталось, только намек на то, что он когда-то был.
