Пес стал слизывать остатки завтрака с лица улыбающегося мальчика.
– Да, Мэтт, нас ждет приключение, – сказала Кира.
Она накрыла мантию тканью. – Пойдем осмотримся немного. Мы никогда не были на этаже внизу.
При мысли о разведке глаза Мэтта расширились от восторга.
– Прошлой ночью я слышал шум, – пояснил Томас. – Наверное, ерунда, но мы решили сходить взглянуть.
– Шум – никогда не ерунда, – заявил Мэтт. «Он прав», – подумала Кира.
– Ну, может, ничего особенного, – поправился Томас.
– Да ладно, будет жуть как здорово! – воскликнул Мэтт в нетерпении.
И они все вместе вышли в коридор и направились к лестнице.
13
Обычно Прут нетерпеливо сновал туда-сюда, забегая вперед и возвращаясь. Но этим утром он вел себя осторожнее и держался позади. Снаружи все еще громыхал гром и полыхали молнии, и коридор освещался слабо. Впереди шел Томас, потом Кира, а за ней бесшумно двигался босой Мэтт. Было слышно только, как цокают по плитке собачьи когти да глухо стучит при каждом шаге посох Киры и приволакивается по полу ее хромая нога.
Внизу, как и на этаже, где они жили, был такой же пустой коридор с закрытыми деревянными дверями по бокам.
Томас повернул за угол. И сразу отпрыгнул назад. Остальные замерли, включая пса.
– Тс-с-с, – приложил палец к губам Томас.
Впереди, за углом, они услышали шаги. Затем звук открываемой двери и голос. Голос и манера говорить (хотя самих слов не было слышно) показались Кире знакомыми.
– Это Джемисон, – еле слышно прошептала она Томасу.
Тот кивнул и выглянул за угол.
Джемисон – ее защитник, единственный, кто несет ответственность за то, что она делает в своей новой жизни. Поэтому нет причины таиться в этом темном коридоре. Но все равно Кира испытывала странный страх.
На цыпочках она пошла вперед и прижалась к стене рядом с Томасом. Им было видно, что одна из дверей открыта. Из нее доносились неразборчивые голоса. Один из них был голос Джемисона, другой – голос ребенка.
Ребенок заплакал и тут же перестал.
Заговорил Джемисон.
И вдруг ребенок запел.
Он пел без слов, таким высоким и чистым голосом, что, казалось, звучит какой-то чудесный музыкальный инструмент. Голос звучал все громче, наполняя здание.
Кира почувствовала, что кто-то дергает ее за одежду. Она посмотрела вниз и увидела Мэтта, который смотрел на нее расширенными от удивления глазами и дергал за юбку. Она жестом велела ему не шуметь.
Внезапно пение оборвалось, и ребенок снова заплакал.
Послышался голос Джемисона. Теперь он говорил резко. Кира никогда не слышала, чтобы он так разговаривал.
Дверь захлопнулась, и голоса зазвучали глуше.
Мэтт все еще дергал ее за одежду. Кира наклонилась, и он прошептал ей на ухо:
– Она своя. Ну, не то чтобы своя, я вообще-то девчонок не выношу. В смысле, я ее знаю. Она, значит, из Фена.
Томас тоже его слушал.
– Это которая пела? – спросил он.
Мэтт закивал:
– Ее зовут Джо. В Фене она всегда пела. Но так не плакала.
– Тс-с-с, – Кира попыталась успокоить Мэтта, но ему было трудно говорить шепотом. – Пошли обратно, – предложила она, – мы можем все обсудить у меня.
Теперь Прут шел впереди, довольный тем, что они возвращаются, и, видимо, надеясь перехватить что-нибудь вкусное в комнате, где был завтрак. Они поднялись по лестнице и вошли в комнату Киры.
Чувствуя себя в безопасности, Мэтт залез на кровать и, болтая босыми ногами, стал рассказывать о девочке, которая пела.
– Короче, она меньше меня. – Тут он спрыгнул с кровати и показал ладонью на свое плечо. – Примерно такая. А людям в Фене нравится слушать, как она поет.
Он забрался обратно на кровать. Прут вспрыгнул за ним и свернулся клубком на подушке.
– Но почему она здесь? – озадаченно спросила Кира.
Мэтт пожал плечами.
– Теперь она сирота. Отец и мать у нее умерли, – объяснил он.
– Оба? Одновременно? – Кира и Томас посмотрели друг на друга. Они оба знали, каково это – потерять близкого человека. Неужели это случилось опять? Еще с одним ребенком?
Мэтт важно кивнул. Ему нравилось быть источником знаний.
– Сначала заболела мама, а потом, когда волочилы унесли ее на Поле, отец отправился смотреть, как отходит ее душа…
Кира и Томас кивнули.
– И, типа, так расстроился, – Мэтт состроил трагическую мину, – что взял острую палку и воткнул себе в сердце прямо на Поле. Ну, то есть, так говорят, – добавил он, увидев, какое впечатление произвела на слушателей его история.
– Но ведь у него был ребенок! – воскликнула Кира, не в силах поверить, что отец может сделать такое.
Мэтт снова пожал плечами.
– Может, она ему не нравилась? – предположил он. Но спустя некоторое время насупился и проговорил: – Но как не любить ее, когда она так пела?
– А как она попала сюда? – спросил Томас. – Что она здесь делает?
– Я слыхал, ее отдали кому-то бездетному, – сказал Мэтт.
Кира кивнула:
– Сирот всегда кому-то отдают.
– Только если они не… – проговорил медленно Томас.
– Не что? – спросили хором Кира и Мэтт.
Он ответил не сразу.
– Если они не поют, – сказал он наконец.
Джемисон зашел в комнату к Кире, как обычно, ближе к вечеру. Снаружи все еще шел дождь. Но Мэтта это не смутило, и он уже ушел со своим псом к друзьям. Томас вернулся в свою комнату, чтобы поработать, а Кира, когда служительница зажгла ей несколько дополнительных светильников, занялась своим делом и весь день старательно вышивала. К тому моменту, когда Джемисон постучал в дверь, она уже выбилась из сил. Служительница принесла чай, и они, как друзья, вместе сидели в комнате, а за окном шелестел дождь.
Он, как обычно, внимательно изучил ее работу. У него было все то же усталое приятное лицо, знакомое ей уже много недель. Они вместе разглядывали складки разложенной перед ними мантии, и голос его был вежливым и дружелюбным.
Но Кира вспомнила, как резко он говорил в комнате внизу, и решила не задавать вопросов о поющей девочке.
– У тебя отлично получается, – проговорил Джемисон. Он склонился, внимательно разглядывая кусок, который она только что закончила, где надо было тщательно подобрать разные оттенки желтого и заполнять фон узелками, чтобы создавалась фактура. – Лучше, чем у матери, хотя она была великолепной вышивальщицей, – добавил он. – Она учила тебя вышивке?
