Кира взглянула на камень, который теперь висел поверх его синей рубахи. Она дотронулась до своего такого же.
– У тебя есть там семья? – спросила она нерешительно.
– Вся деревня для меня как семья, Кира, – ответил он. – Но у меня нет жены. Ты ведь это хотела узнать?
– Да.
– Я оставил свою семью здесь. Катрину и будущего ребенка, – он улыбнулся. – Тебя.
Теперь пора было сказать.
– Катрина… – начала она.
– Я знаю. Твоя мать умерла. Мэтт уже сказал мне.
Кира кивнула и впервые за много месяцев заплакала о своей потере. Она не плакала, когда мама умерла: решила, что надо быть сильной. Теперь же горячие слезы струились по ее щекам, и она закрыла лицо ладонями. Отец хотел обнять ее, но она отстранилась.
– Почему ты не пришел раньше? – спросила она наконец, проглатывая слова и пытаясь успокоиться.
Она увидела, что этот вопрос причинил ему боль.
– Очень долго, – проговорил он печально, – я ничего не мог вспомнить. Тогда на охоте меня били по голове, чтобы убить. Я выжил, но лишился памяти. Я не помнил, кто я, кто моя жена, где мой дом. Затем постепенно я стал выздоравливать, и память начала возвращаться. У меня появились отдельные воспоминания. Голос твоей мамы. Песни, которые она пела. «Все цвета тускнеют, это время ночи, небо все сереет, цвет его непрочен…»
Завороженная звуками знакомой колыбельной, Кира повторяла эти строчки вместе с ним.
– Да, – прошептала она, – я тоже ее помню.
– Постепенно, не сразу, я все вспомнил. Но я не мог вернуться. Я даже не знал, как найти дорогу. Я был слепой и слабый. А если бы я и нашел дорогу, то меня бы снова ждала смерть. Те, кто хотел убить меня, все еще здесь. И я просто остался в деревне исцеления, без тебя, без твоей матери. Я оплакивал свои потери. А потом спустя столько лет появился этот мальчик. Совсем обессилевший и голодный.
– Он вечно голодный, – слегка улыбнулась Кира.
– Он сказал, что прошел весь этот путь потому, что слышал: у нас есть синий краситель. Он хотел его добыть для близкой подруги, которая научилась делать все остальные цвета. Когда он рассказал о тебе, Кира, я понял, что ты моя дочь. И я понял, что пойду с ним.
Он слегка потянулся и зевнул.
– Мальчик вернется и покажет мне место, где я смогу в безопасности переночевать.
Кира взяла его за руку. На ней она заметила шрамы.
– Отец, – произносить это слово ей было непривычно, – теперь они ничего с тобой не сделают.
– Я надежно спрячусь. А потом я отдохну, и мы исчезнем – ты и я. Мальчик поможет собрать для нас еду в дорогу. Ты будешь моими глазами на пути домой. А я буду твоими сильными ногами.
– Нет, отец! Посмотри!
Она обвела рукой свою уютную комнату. И в замешательстве замолчала.
– Прости, я знаю, что ты не можешь по-настоящему смотреть. Но ты же можешь почувствовать, как здесь уютно. На этаже есть и другие комнаты, все, кроме тех, где живет Томас и я, пустые. Одну из них можно приготовить для тебя.
Он покачал головой:
– Нет.
– Ты не знаешь, отец, потому что ты здесь не жил, но у меня в этом поселке особенная роль. Поэтому у меня есть друг в Совете Хранителей. Он спас мою жизнь! И он приглядывает за мной. Хотя это очень долго объяснять, а ты устал. Но, отец, совсем еще недавно я была в большой опасности. Женщина по имени Вандара хотела, чтобы меня отправили на Поле. Был суд. И…
– Вандара? Я помню ее. Женщина со шрамом?
– Да, это она, – сказала Кира.
– Страшная была рана, я помню, когда это случилось. Она во всем винила своего ребенка. Он поскользнулся на мокрых камнях, схватил ее за юбку, а она упала на острый камень.
– Но мне казалось…
– Он был совсем маленький, но она страшно на него разозлилась. Потом, когда он умер, отравившись олеандром, возникли вопросы. Некоторые подозревали… – он замолчал и вздохнул. – Но доказательств ее вины не было. Да, она жестокая женщина. Так, значит, она пошла против тебя? И был суд?
– Да, но мне разрешили остаться. Мне даже выделили особое место. У меня был защитник, Хранитель по имени Джемисон. А теперь, отец, он заботится обо мне и следит за моей работой. Он точно найдет место для тебя!
Кира радостно сжала руку отца, думая о том, как они будут жить вместе. Но тут ей показалось, что воздух в комнате сгустился. Лицо отца окаменело. Рука, которую она сжимала, напряглась и высвободилась.
– Твой защитник Джемисон? – отец вновь прикоснулся к своему лицу в шрамах. – Он уже однажды позаботился обо мне. Это он пытался убить меня.
23
Одна, при слабом свете предрассветной луны Кира спустилась в огород красильщика, который так старательно для нее устроили. Там, аккуратно примяв ладонями землю вокруг влажных корней, она посадила вайду. «Собери свежие листья растения-первогодка, – повторяла она слова старой красильщицы. – Еще нужна мягкая дождевая вода; и тогда получишь синий». Она принесла воды из бочки в сарае и полила землю вокруг хрупких растений. Собирать листья ей уже не придется.
Полив вайду, она села, обхватила руками колени, положила на них голову и стала раскачиваться взад и вперед, глядя на слабо розовеющее с восточного края небо. Поселок все еще спал. Она пыталась как-то осознать произошедшее, найти в этом смысл.
Но никакого смысла не было.
Смерть ее матери: неожиданная тяжелая болезнь, причем незаразная, – большая редкость. Обычно болезни уносили сразу многих.
Может, маму отравили?
Но почему?
Потому что им была нужна Кира.
Зачем?
Чтобы они могли обладать ее даром, умением обращаться с нитями.
А Томас? Его родителей тоже? И родителей Джо?
Зачем?
Чтобы обладать их даром.
В отчаянии Кира смотрела на сад, освещаемый первыми лучами солнца. Растения дрожали и слегка качались от утреннего ветерка, на некоторых из них еще оставались осенние цветы. Теперь в огороде появилась вайда и можно было делать синий краситель, который был ей так нужен. Но первые листья будет собирать кто-то другой.
Где-то в поселке спал ее отец, набираясь сил для возвращения со своей дочерью в селение, где в ладу друг с другом живут люди-лекари. Вместе с ним они сбегут и оставят единственный мир, который она знала. Ей очень хотелось отправиться в путь. По грязи и шуму она скучать не будет.
Но она будет скучать по Мэтту и его проказам, подумала она с грустью. И по Томасу, такому серьезному и верному другу. Наверное, ему тоже будет ее не хватать.
И по Джо. Она улыбнулась при мысли о маленькой певице, которая так гордо махала рукой во время Собрания.
