– Я вот еще что хочу тебе посоветовать, Хамфри, – вспомнилось по пути Якобу. – Если намерен в дальнейшем свою ловушку использовать, сегодня же возвращайся туда и убери все следы. Скотина смертоубийство чует лучше бладхаунда. Сколько раз наблюдал, как олени бежали с тех мест, где мне пришлось свежевать добычу.
– Хорошо, что предупредил, – с благодарностью произнес младший мальчик. – Самому мне такое в голову не пришло бы. Я еще вот что придумал, – осенило внезапно его. – Подложу-ка я и на дно ямы побольше соломы. Тогда корова или бык, которые в следующий раз туда упадут, останутся невредимыми. Вот нам и пополнение к стаду.
– Долго же тебе, Хамфри, пришлось такую огромную яму копать, – с уважением посмотрел на него Якоб.
– И чем глубже, тем приходилось труднее, – произнес он. – Ведь надо было еще и землю вытаскивать, чтобы она вокруг не валялась. Месяц с лишним здесь провозился. Под конец вообще больше вверх-вниз по лестнице с ведром лазал, чем копал.
– Вот это терпение и настойчивость, – одобрительно проговорил Якоб. – Мне далеко до такого.
– А мне еще дальше, – подхватил Эдвард. – Даже если я очень буду стараться. Эдак, пожалуй, всего добьешься.
И Хамфри действительно скоро достиг своей цели. В его ловушку попались совсем молодые бычок и телочка, которых он с помощью самой что ни на есть примитивной лебедки смог вытянуть на поверхность совершенно целыми и невредимыми. А так как процесс приручения им уже был освоен, домашнее стадо значительно увеличилось.
Гораздо хуже обстояли дела с Якобом. Он сдал уже до такой степени, что вовсе не мог выбираться в Лимингтон. Излишки оленины, которые у них теперь образовывались, Хамфри коптил и сохранял про запас. А вот последняя связь с внешним миром была для наших героев потеряна, и больше других от этого мучился Эдвард. Старик же по-прежнему пока даже мысли не допускал, чтобы кто-то из мальчиков появился хоть ненадолго в городе.
Давно уже минул срок, в который приятель Якоба обещал отдать ему двух щенков, но он по-прежнему не мог найти силы туда отправиться и все дожидался, когда ему станет полегче. Увы, улучшение не наступало. Наконец он с большой неохотой позволил поездку к приятелю Эдварду, в подробностях объяснив ему, как добраться до места и строго-настрого наказав называться исключительно Эдвардом Армитиджем, его внуком.
Эдвард дал обещание исполнить все в точности, как он сказал, и следующим же утром, захватив с собой немного денег, если они вдруг потребуются для каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, оседлал белого Билли. Хамфри выбежал из дому проводить брата.
– С удовольствием поехал бы вместе с тобой.
– А я с удовольствием взял бы тебя, – заверил Эдвард. – Думаешь, мне непонятно? У меня самого сейчас ощущение, как у раба, которому на минутку дали почувствовать волю. Якоб, конечно, к нам очень добр, и мы так многим ему обязаны… Но безвылазно проводить день за днем в дремучем лесу, ни с кем не встречаться и не разговаривать… Нет, Эдвард Беверли создан совсем для другого! Отец наш был воином. Славным воином. И если бы мне уже было достаточно лет, велел долг бы мне сбежать и найти сторонников короля. Мне нужно быть вместе с ними. Охотиться на оленей, конечно, неплохо, но у меня куда более важные цели.
– Да, Эдвард, ты прав, – согласился Хамфри. – Только не забывай: старик уже очень слаб. Подумай, что станет с нашими сестрами, если мы с тобой их оставим.
– Сам знаю, не можем мы их оставить, – с досадой произнес старший брат. – Вот если бы они жили у наших родственников и я был бы уверен, что им не грозит опасность…
– Ну, разумеется, тогда у нас были бы руки развязаны, – подхватил Хамфри. – Но они здесь, а лет нам с тобой еще слишком мало, чтобы идти на войну. Что там особенно сделаешь в наши с тобой пятнадцать и тринадцать…
– Это еще как сказать, – перебил его Эдвард. – Мы с тобой оба высокие, сильные. И жизнь в лесу нас многому научила. Уверен: если ударю левеллера по голове, то, окажись он хоть ростом с быка, рухнет как миленький. И еще я прекрасно знаю, что люди моего возраста в войнах участвуют. Папа ведь мне обещал, как только пятнадцать исполнится, взять с собой на войну. И если бы не погиб, то так бы и было. Он всегда держал слово.
– Меня удивляет другое. С чего это Якоб боится нас даже изредка в Лимингтон отпускать? – спросил Хамфри.
– Вот и я не пойму, – отозвался Эдвард. – По-моему, это напрасные страхи. Что тут такого, если мы там появимся?
– Именно, – был с ним согласен Хамфри. – Мы же не воевать туда явимся. Сомневаюсь, что нас убили бы только за то, что отец наш на стороне короля воевал. Конечно, казнили-то они многих, но ведь не просто так. Одни воевать против них пытались. Другие заговоры готовили. Мне Якоб об этом рассказывал. Но мы бы вели себя тихо. Правда, Якоб считает… – Он на мгновение осекся. – Понимаешь, я только с ним говорил об этом, а у тебя никогда не спрашивал. Вот что ты, например, стал бы делать, если бы появился в Лимингтоне?
– Естественно, сразу назвался бы, кто я такой, и потребовал возвратить мне Арнвуд – собственность моего отца, которая принадлежит мне по праву наследования, – четко обозначил свою позицию старший брат.
– Ну, теперь ясно, – вмиг убедился в правоте Якоба младший. – Он мне сказал, что ты именно так и поступишь, и это – верная гибель, потому что вся твоя собственность ими уж конфискована или, как сами они говорят, секвестрирована в пользу Парламента как раз на том основании, что отец наш сражался на стороне короля. Ты больше в Арнвуде не хозяин, Эдвард, тебе никто не вернет его. А если заявишь свои права, попадешь в тюрьму, а то и гораздо хуже с тобой обойдутся.
– Это все тебе Якоб сказал? – внимательно посмотрел на младшего брата Эдвард.
– Да. Он боится с тобой рассуждать на такие темы. Потому что считает, ты сразу в ярость впадешь, а она советчик плохой и толкнет тебя обязательно на какое-нибудь безрассудство, из-за которого ты окажешься в лапах у парламентских. И еще он сказал, что очень ослаб и просит у Бога еще хоть два года жизни, чтобы тебя удержать здесь до лучших времен. Он говорит, если ты не удержишься, Эдвард, обязательно быть беде. На Арнвуд ведь многие из них зарятся, и им выгодно, что ты сгорел. Появись ты там вдруг, они обязательно арестуют тебя как самозванца. И станут доказывать, что настоящий Эдвард Беверли погиб при пожаре. И свидетелей у них много, конечно, найдется. И ты тогда вынужден будешь признаться, что все это время жил вместе с нами в лесу. Арнвуд тебе не вернут, а вот нам настанет конец. Меня тоже, наверное, арестуют. Элис и Эдит в какую-нибудь семью пуритан отдадут, где над ними начнут издеваться по-всякому, чтобы унизить детей полковника Беверли.
– Но почему Якоб мне это все не сказал? – возмутился Эдвард.
– Боялся, что ты все равно не стерпишь такую несправедливость, – ответил Хамфри. – Он говорит, что без нас ему самому и жить уже больше было бы незачем, но ты-то, как только его не станет, сразу уйдешь из леса.
– Даже и думать себе о таком не позволю, пока от меня зависит защита сестер, – пылко заверил Эдвард.
