– Где она хоть похоронена?
– Возле церкви Сент-Джеймс, непосредственно во дворе. Денег при ней ни пенса не оказалось. Потому ее погребли на деньги общины и мэра.
– А ты, значит, теперь стал барменом. Хороший хоть паб? – поинтересовался Освальд.
– Гнилое местечко, – поморщился бывший конюх. – Слиняю оттуда при первой оказии.
– А мне так подумалось, что тебе там не слишком работой-то докучают, – усмехнулся лесник. – Вон сколько времени среди дня без дела стоишь.
– Это я просто сейчас веселый такой, а как появлюсь, так вмажут. Да хозяину этому по-любому не угодишь. Хоть торчи день-деньской за стойкой – все одно недоволен. Но сейчас-то мне вроде уже и пора. Так что бывай, лесник. А увидишь внука Якоба, передай: Бенджамин шлет привет и в память о дедушке с ним не прочь повидаться, а если выйдет, и хорошо угостить.
– Вот завтра увижу и передам. Бывай и ты, Бенджамин, – был теперь очень рад поскорее от него отделаться Освальд и даже залез в повозку, делая вид, словно тоже собрался ехать.
Бывший слуга запрыгнул в седло на ту самую лошадь, которую позаимствовал в Арнвуде, и, явно стремясь наверстать проведенное за беседой время, вихрем скрылся за поворотом, а Освальд спрыгнул на землю и позвал Эдварда. Забрав по пути из лавок все, что их там дожидалось, они поспешили к Новому лесу. В пути лесник рассказал обо всем, что ему удалось узнать, и мальчик дал себе обещание при первом же подходящем случае наведаться к месту последнего упокоения пожилой леди. Возвратились они домой под самую ночь и сразу же легли спать, потому что, во-первых, изрядно устали, а во-вторых, Освальд решил подняться загодя до зари, чтобы пораньше поспеть к себе.
Пробудившись еще в совершеннейшей тьме, он был намерен тихонько уйти, никого не тревожа, но Хамфри, единственный из домочадцев, проснулся одновременно с ним, накормил его завтраком, а после пошел чуть-чуть проводить. Когда они распрощались, он было уже повернул обратно, когда ему вспомнилось, что он уже несколько дней не наведывался к своей ловушке для скота, и так как она находилась близко от того места, где он расстался с Освальдом, решил прямо сейчас и проверить ее.
Полянка открылась ему в предрассветных сумерках, но даже сквозь них он заметил, что настил из веток над ямой разрушен. Вывод следовал только один: в ловушку кто-то попался. Тьма мало-помалу рассеивалась, но Хамфри нужно было дождаться настоящего света, чтобы увидеть хоть что-нибудь на дне ямы, – оттуда пока лишь он слышал хриплые вздохи вперемежку с глухими стонами. Это не очень-то походило на корову или быка, и мальчик встревожился. Когда же чуть погодя он смог наконец разглядеть на дне человеческую фигуру, его объял настоящий ужас.
– Есть там кто живой? – в отчаянии прокричал он вниз.
Ответом ему был тяжкий стон. Тот, кто свалился в его ловушку, мог за такое время погибнуть от жажды и голода. К счастью, он вроде бы еще жив, но надолго ли его еще хватит? Все это пронеслось в голове у мальчика за одно лишь мгновение, и он кинулся в заросли, где у него была спрятана лестница. Осторожно спустившись по ней на дно ямы, Хамфри увидел не по сезону легко одетого мальчика, неподвижно лежавшего лицом вниз. Хамфри, перевернув его, попытался нащупывать пульс. Вздох облегчения вырвался у него. Пульс еще бился. Мальчик издал тяжкий стон и открыл глаза. Хамфри задумался, в силах ли будет поднять его на своих плечах вверх по лестнице. Мальчик, однако, был так истощен, что он вполне с этим справился и, оставив его на краю ловушки, побежал к находившемуся неподалеку ручью, откуда принес в шляпе воду. Мальчик принялся жадно пить, после чего ему явно сделалось лучше. Хамфри сбегал еще за водой, которой обмыл ему лицо и виски. Мальчик обрел дар речи и попытался произнести что-то шепотом, однако язык его Хамфри был непонятен, и он перешел на жесты, коими дал понять бедолаге, что сейчас уйдет, но очень скоро вернется. Тот, похоже, вполне его понял, а Хамфри бросился со всех ног домой, где, немедленно вызвав во двор Эдварда, поведал ему о происшествии, одновременно успев запрячь Билли в повозку. Старший брат его выслушал и, исчезнув на миг за дверью дома, появился оттуда с кувшином молока и лепешками, после чего они тут же поехали в лес.
Мальчик лежал ровно там же, где Хамфри его оставил. Они помогли ему сесть и, размачивая лепешки в молоке, покормили. Чуть погодя он настолько пришел в себя, что уже оказался в силах сидеть без их помощи. Они оттащили его в повозку и пустились в обратный путь.
– Как ты думаешь, Эдвард, кто он и откуда? – приглядывался к незнакомцу Хамфри.
– Полагаю, какой-нибудь нищий попрошайка, который куда-то шел через лес, – откликнулся старший брат.
– А по-моему, это один из зингаро, ну их еще называют цыганами, – высказал свою версию Хамфри. – Посмотри, до чего у него кожа смуглая. И глаза совсем черные. А зубы, наоборот, очень белые. Я видел однажды точно таких же недалеко от Арнвуда, когда мы с Якобом вместе гуляли. Он мне тогда объяснил, что никто не знает, откуда они пришли и почему расселились по всему графству. И еще, по его словам, они в основном воруют, предсказывают судьбу и показывают фокусы.
– Может, и так, – кивнул Эдвард. – По-моему, он не говорит по-английски.
– Ох, Эдвард, я так благодарен Небу, что меня дернуло вдруг сегодня сходить к ловушке! – воскликнул Хамфри. – Представь, вот был бы ужас, если бы я обнаружил его уже мертвым. После этого мне бы уже никогда не глядеть на коров с удовольствием, потому что они навсегда для меня связались бы с его гибелью.
– Да, Хамфри, Бог тебя уберег сегодня от самого страшного, – согласился с ним старший брат. – Но что нам теперь с ним-то делать? – перевел он взгляд на цыганенка.
– Ну, если он, например, решит с нами остаться, то я совершенно не против. Он мне станет большой подмогой в коровнике, – заявил Хамфри.
– До чего же ты, брат, последователен, – хохот одолел Эдварда. – По-твоему, раз он попался в твою ловушку, то должен отправиться ровно туда же, куда все пойманные тобой коровы!
– Знаешь, давай не опережать события, – в свою очередь засмеялся Хамфри. – Вот приведем его окончательно в норму, а там будет видно. Возможно, ему совсем не захочется оставаться с нами.
Дома они перенесли его из повозки в комнату Якоба и, так как стоять он еще не мог, уложили в постель. На обеих девочек новый охотничий трофей брата произвел весьма сильное впечатление, узнав же, как он достался ему, они моментально прониклись сочувствием к незнакомцу и первым же делом сварили ему жидкую кашу. Потом Элис придерживала его в сидячем положении, а Эдит кормила с ложечки. Съев все до последней капли, он тут же откинулся на подушки и крепко уснул, проведя в таком состоянии всю оставшуюся часть дня и последовавшую за ним ночь. Зато наутро почувствовал себя настолько лучше, что уже смог добраться самостоятельно до общей комнаты.
– Ну и как же тебя зовут? – спросил Хамфри.
– Пабло, – последовал четкий ответ.
– А ты говоришь по-английски? – задал новый вопрос Хамфри.
