– В связи с юными леди я вспомнил о Пейшонс. Как она там? – спросил Хамфри.
– Все такая же замечательная и красивая. И стала совсем уже взрослой, – немного смешался Эдвард.
– А Клара? – немедленно задал новый вопрос младший брат.
– Я к ней не слишком приглядывался, но особенных перемен не заметил. Разве только немного выросла, – небрежно проговорил Эдвард. – А вот и Чалонер, – заметил он вышедшего из дома друга. – Сейчас мы его проинструктируем, как надо себя вести, если сюда пожалуют поисковые группы.
Тот, выслушав братьев, воскликнул:
– Лучше и не придумаешь! Какая удача, что я тогда тебя встретил, Беверли!
– Ради всего святого, только не Беверли! – предостерег его Эдвард. – Это имя сейчас должно быть снова забыто.
– Прошу покорно меня простить, многоуважаемый секретарь Армитидж, – шутливо покаялся Чалонер. – И еще раз примите мое восхищение вашим великолепным планом. Вопрос у меня лишь один, – посерьезнел он. – Как мы сможем заранее выяснить, какие именно войска направит сюда Парламент? Мы-то с Гренвиллом вроде бы как солдаты генерала Ламберта, которых сюда направили прямиком с поля боя. Впрочем, я сомневаюсь, что кого-то из настоящих солдат и впрямь пошлют из такой дали.
– Думаю, нам осталось недолго ждать, – сказал Эдвард. – И пусть ваши кони стоят оседланные и со всем снаряжением у входа в дом. Во-первых, чтобы при случае можно было удрать, а во-вторых, мы для них создадим впечатление, будто бы вы недавно приехали. Мне кажется, они очень скоро появятся здесь.
– Опасаюсь, что королю будет трудно покинуть страну, – покачал головой Чалонер. – Хотя то, как он с нами расстался…
– Я тоже думал об этом, – подхватил Эдвард. – Со своей точки зрения он, наверное, поступил разумно. Кому-то из свиты можно было довериться, а кому-то нет. И, не имея времени разобраться как следует в людях, он предпочел не доверять никому. Да и скрыться одному легче, чем вместе с сопровождающими. Но все же мне очень обидно, что он со мной так поступил. Я же готов для него был жизнью пожертвовать.
– Справедливости ради замечу: времени и возможности прочесть твое сердце, равно как и мое или чье-то еще, у него не было, – искал в свою очередь оправдание королю Чалонер. – А в такой ситуации доверие одному стало бы оскорблением для другого. Так что в целом он, вероятно, проявил мудрость, и, будем надеяться, время докажет его правоту. Но сейчас, я уверен, все кончено, и надолго. Так что, друг мой, наши сабли до лучшей поры можно вешать на стену. И вообще, мне столь отвратительно все, с чем мы там столкнулись, что с удовольствием бы остался с вами вдали от этого гнусного мира. Что скажешь, Эдвард? Примете с Хамфри меня и Гренвилла помощниками на ферму, после того как все стихнет?
– Тебе это живо наскучит, Чалонер, – не сомневался Эдвард. – Ты создан совсем для другого.
– Но, полагаю, в обществе двух столь приятных и симпатичных девушек я могу быть и здесь совершенно доволен жизнью. Чем не Аркадия?! Конечно, с моей стороны говорить такое – совершеннейший эгоизм, потому что на самом деле мысли мои совсем о другом.
– О чем же? – озадаченно поднял брови Эдвард.
– Позволь мне быть откровенным, – продолжил Чалонер. – Мысли мои о том, какая нелепость и жалость, что столь прелестные леди вынуждены заниматься здесь изо дня в день нудной домашней работой. Честь им и хвала, они, несмотря на все это, умны, прекрасны и благородны. Как же могли расцвести все их качества, получи они настоящее образование! Уверен: пройдя хорошую школу, они окажут своим присутствием честь любому королевскому двору! Если я был чересчур откровенен, Эдвард, прости. Но мы ведь друзья.
– Полагаешь, я сам все время о них не думаю, Чалонер? Хамфри не даст соврать: мы как раз говорили об этом перед тем, как ты вышел к нам. Но что в своем нынешнем положении я могу предпринять? Сам понимаешь, останься у меня Арнвуд, вопрос решился бы сам собой. Но с Арнвудом дело кончено. Боюсь, очень скоро узнаю, что мое родовое поместье, леса которого можно увидеть даже отсюда, пожертвовано какому-то Круглоголовому за крупный вклад в победу над Кавалерами под Вустером.
– Эдвард, мне есть что тебе на это сказать, я должен это тебе сказать, и я это тебе скажу, потому что обязан тебе своей жизнью, а такого сорта долги нельзя игнорировать, – в тревоге, что Эдвард его не дослушает, начал с напором Чалонер. – Если ты хочешь изменить жизнь сестер, подумай о моих замечательных незамужних тетушках в Портлейке. Лучших рук для Элис и Эдит, думаю, не сыскать в целом мире. И никто, кроме них, не исполнит свой долг столь честно и добросовестно. Больше того, они будут без памяти рады, что им оказали такое доверие. Несмотря на ужасные обстоятельства, в которых мы все существуем, они остались богаты. Ведь женщин парламентские не облагали такими штрафами и не подвергли таким притеснениям, как мужчин. Поборы новых властей не превратили их в нищих, и они многое из того, что имеют, жертвуют нашему делу. Они одиноки. Полагаю, ничто не способно доставить им больше радости, чем участие в судьбе сестер Беверли. Если ты хочешь совершенно увериться в этом, найди, пожалуйста, способ им переправить мое письмо, в котором я все изложу по порядку. Хочу только еще добавить: своим согласием ты лишь окажешь благодеяние моим тетушкам, а если откажешься, принесешь благополучие своих сестер в жертву собственной гордости. Только уверен: ты слишком умен, чтобы так поступить.
– Ты совершенно прав, Чалонер, – потрясло его предложение Эдварда. – Я готов смирить свою гордость и быть сколько угодно кому-то обязанным, если мне это поможет избавить сестер от совершенно недостойного их положения, в котором они оказались по вине обстоятельств. Все, о чем ты сейчас мне сказал, замечательно и заманчиво. Только давай сначала получим ответ на твое письмо.
– Совершенно не сомневаюсь, что они мне напишут, – заверил друг. – Мне было гораздо важнее тебя убедить. И теперь, когда ты согласился, я даже в скитаниях на чужбине, которые скоро мне предстоят, стану гораздо счастливее, зная, что твои сестры устроены под их крышей и получают образование, которое им и пристало.
Речь его была прервана появлением Пабло.
– Солдаты! Полно! Скакать сюда! Скакать везде!
– Ну, Чалонер, – мигом отреагировал Эдвард. – Настал нам момент выбираться из передряги. Если сейчас поторопимся и все сделаем правильно, все закончится хорошо. Пабло, Хамфри, ведите коней к входной двери. Чалонер с Гренвиллом сидят в доме и не высовываются. Моего вороного тоже доставьте к крыльцу. Пусть они думают, что я только что прибыл с заданием от хранителя. Ну все. Бегу переодеваться в костюм секретаря. Предупреди меня, Хамфри, как только увидишь их.
Едва Эдвард успел облачиться в свое секретарское платье, к дому подъехал отряд кавалерии.
– Кто ты таков? – высокомерно осведомился у Хамфри их командир.
– Здешний егерь, сэр, – скромно потупился младший Беверли.
– А дом это чей и кто там внутри? – гаркнул глава отряда.
