Сюзанна Коутс молча шла рядом с ним.
– Извините, что я так долго, – сказала Клара, выходя из-за старого куста сирени на углу ее дома. – Вот, взяла у Мирны.
Она показала ленту и сигару, чем немало озадачила старшего инспектора и Сюзанну.
– Что это за обряд? – спросил Гамаш с неуверенной улыбкой.
– Обряд очищения. Хотите к нам присоединиться?
Гамаш подумал и кивнул. Ему был известен этот обряд. Некоторые местные жители проводили очищение мест, где прежде совершались убийства. Но ему никогда еще не предлагали самому принять участие в этом обряде. Хотя, Господь свидетель, вокруг него в годы его католической юности курилось немало благовоний, а нынешнее предложение вряд ли было чем-то хуже.
Во второй раз за два дня Клара зажигала шалфей и зубровку. Она осторожно направила пахучий дымок в сторону неистовой художницы, на ее голову, потом на ноги. Это, как объяснила Клара, прогоняет все негативные мысли и дурную энергию.
Потом наступила очередь Гамаша. Она посмотрела на него. У него было слегка недоуменное выражение, но – расслабленное, внимательное. Она обкурила его, и вокруг Гамаша повисло ароматное облачко, вскоре развеянное ветерком.
– Вся негативная энергия ушла, – сказала Клара, обкуривая себя. – Ее нет.
«Если бы все было так просто», – думал каждый их них.
Потом Клара раздала им ленточки, попросила воздать безмолвную молитву Лилиан и привязать ленточки к молельной палочке.
– А как же полицейская лента? – спросила Сюзанна.
– Это уже не имеет значения, – сказала Клара. – Это скорее просьба, чем запрещение. И потом, я знакома с тем парнем, который приказал ее сюда повесить.
– Противозаконно, – заметил Гамаш, прижимая ленту к земле, чтобы можно было пройти. – Но из лучших побуждений.
Агент Изабель Лакост почти остановила машину. Она выезжала из Трех Сосен в Монреаль, чтобы помочь в поисках той самой рецензии Лилиан Дайсон в архиве «Пресс». Нужно было узнать, о ком конкретно были сказаны эти злобные слова.
Проезжая мимо дома Морроу, она увидела нечто такое, чего никак не ждала увидеть. Старший офицер Квебекской полиции явно молился перед палочкой.
Она улыбнулась, жалея, что не может к нему присоединиться. Она и сама нередко произносила безмолвные молитвы на месте преступления. Когда все уезжали, Изабель Лакост возвращалась. Чтобы дать мертвым знать: они не забыты.
Но на сей раз шеф заменил ее. Интересно, о чем он молится, подумала она. Она помнила, как держала его за окровавленную руку, и подумала, что, возможно, сумеет догадаться.
Старший инспектор Гамаш прикоснулся к молельной палочке и прогнал посторонние мысли. Несколько секунд спустя он привязал свою ленту к палочке и отошел.
– Я прочла молитву о душевном покое, – сказала Сюзанна. – А вы?
Но Гамаш решил не говорить им, о чем он молился.
– А вы? – спросила Сюзанна у Клары.
Гамаш отметил, что она говорит менторским, требовательным тоном. Он подумал, подходят ли такие качества для опекуна в АА.
Как и Гамаш, Клара не ответила.
Но ответ у нее был.
– Мне нужно уехать на какое-то время. Увидимся позже.
Клара заторопилась домой. Она спешила – слишком много времени было потеряно.
Глава восемнадцатая
– Ты уверена, что мне не надо ехать с тобой?
Питер шел за Кларой по дорожке к машине, припаркованной у их калитки.
– Я быстро. Мне нужно в Монреаль буквально на несколько минут.
– Зачем? Я не могу тебе чем-то помочь?
Ему отчаянно хотелось доказать Кларе, что он стал другим. Но хотя она и вела себя с ним по-человечески, было ясно: его жена, в которой было столько веры, в конечном счете утратила к нему всякое доверие.
– Нет. Поразвлекайся здесь.
– Позвони, когда доберешься до места, – прокричал он вслед машине, хотя и не был уверен, что Клара его слышит.
– Куда она уехала?
Питер развернулся и увидел инспектора Бовуара.
– В Монреаль.
Бовуар вскинул брови, но ничего не сказал. Постояв несколько секунд, он двинулся в сторону бистро и террасы.
Питер видел, как инспектор Бовуар сел в одиночестве под одним из желто-голубых зонтов. Оливье тут же появился из бистро, как личный дворецкий инспектора.
Бовуар взял два меню, заказал выпивку и расслабился.
Питер ему позавидовал. Надо же – сидеть в одиночестве. И наслаждаться собственной компанией. Он завидовал ему почти в такой же мере, в какой завидовал людям, которые сидели группами по двое, по трое, по четверо. Наслаждались обществом. Для Питера хуже общества было лишь одиночество. Если только это не было одиночеством в его мастерской. Или с Кларой. Когда они были вдвоем.
Но вот теперь она оставила его одного у дороги.
И Питер Морроу не знал, что ему делать.
– Ваш подчиненный с ума сойдет – вы задерживаете его ланч, – сказала Сюзанна, кивая в сторону бистро.
Они вышли из сада Клары и решили пройти вокруг деревенского луга. Рут сидела на скамейке посреди маленького сквера. Центра притяжения для всех жителей Трех Сосен.
Она смотрела в небеса, и Гамаш спрашивал себя, бывают ли услышаны молитвы. Он тоже посмотрел на небо, как сделал это, когда его рука покоилась на молельной палочке.
Но небо оставалось пустым и тихим.
Потом он опустил взгляд и увидел Бовуара – тот сидел за столиком на террасе бистро и смотрел на них.
– У него несчастный вид, – сказала Сюзанна.
– Он всегда несчастен, когда голоден.
– А я уверена, что он всегда голоден, – сказала Сюзанна.
Старший инспектор посмотрел на нее, предполагая увидеть улыбку во все лицо, но с удивлением обнаружил, что она совершенно серьезна.
Они пошли дальше.
– Как вы думаете, почему Лилиан Дайсон приехала в Три Сосны? – спросил Гамаш.
– Я сама спрашивала себя об этом.
– Пришли к какому-нибудь выводу?
– Я думаю, одно из двух. Она приехала извиниться за причиненные ею обиды. – Сюзанна остановилась и посмотрела в глаза Гамашу. – Или обидеть еще больнее.
Старший инспектор кивнул. Он тоже склонялся к этому. Но какая пропасть между двумя этими намерениями. При исполнении одного Лилиан была трезвой и здоровой, а другого – жестокой, неизменившейся, нераскаявшейся. Кем она была – одной из королевской рати? Или же приехала в Три Сосны, чтобы скинуть со стены еще кого-то?
