Силы адаты иссякали. «Хоть бы он ушёл, хоть бы перестал буравить сознание этим пристальным взглядом, этим вкрадчивым, как бы открытым и откровенным голосом…»
Маг как будто бы понял её чувства. Улыбнулся – одними губами, глаза оставались темны и непроницаемы – слегка похлопал Гелерру по плечу и отошёл, вновь повторив на прощание:
– Ты никому ничего не должна, адата.
Как же, как же, только и сказала себе Гелерра.
* * *
Каждый визит Матфея к пленной превращался для него теперь в настоящую пытку. Хотя, разумеется, никто его не вязал, не вздёргивал на дыбе, не жёг и не мучил. Всё это он с собой проделывал сам – и потому злился ещё больше. Как же так: он, удостоенный внимания самого великого мага Кора Двейна – а что этот маг поистине великий, видел всякий, имеющий глаза, – и не может справиться с самым что ни на есть простым и грубым вожделением?
«Стыд и позор, – ругал он себя. – Ты маг, ты ступил на путь, открытый лишь немногим избранным, а теперь растекаешься лужей перед смазливой бабёнкой, вручённой твоему попечению? Как же господин Кор Двейн сможет на тебя полагаться? Как он станет тебя учить, если ты стоишь перед Царицей Теней болван болваном, едва в силах вымолвить слово?
Какой ты чародей, если не можешь приказывать даже собственной плоти?!»
Матфей краснел, бледнел, грыз ногти, давал себе сотни самых разнообразных клятв и обещаний, но так и не смог сдержать ни одного. Говорил себе, что станет глядеть на пленницу холодно и безучастно, как и положено тюремщику, – однако, едва оказавшись наедине с нею, пожирал глазами, хотя теперь (благодаря ему же!) остатки платья скрылись под целомудренной домотканой накидкой. Убеждал себя, что речь его станет равнодушной и вежливо-ровной – а вместо этого запинался, заикался, сглатывал и чуть ли не шепелявил.
Царица же Теней, напротив, говорила с ним спокойно и ласково, ненавязчиво отдавая приказания, кои Матфей, как он каждый раз со стыдом признавался потом самому себе, выполнял с поистине постыдной поспешностью.
О, нет, нет, она не требовала ничего подозрительного. Серебряное зеркало, гребни, какие-то заколки; за ними последовали мази и притирания. Царица Теней снабжала Матфея подробнейшими инструкциями и, как ни странно, всё ею желаемое нашлось прямо здесь, в замке.
Потом ей потребовались подушки и одеяла, сиденья и так далее. Поросшее серой травой пространство стремительно принимало вид изысканного будуара. Не хватало только постели – огромной, с балдахином на четырёх опорах…
Потом Царица затребовала книг.
– К-каких к-книг? – только и смог пролепетать Матфей, лихорадочно соображая, что сделает с ним господин Кор Двейн, если узнает, что его ученик передает ценнейшей пленнице магические трактаты из замковой библиотеки.
Но Царица Теней всего лишь жаждала развлечений.
– Доставь мне занимательных историй, Матфей, – проворковала она, капризно надув губки и став от этого в глазах бывшего клирика вдвое соблазнительней, – историй о великой и ужасной, о поистине трагической любви, например! В стихах или в прозе, хотя в стихах, конечно, лучше. Ты ведь тоже любишь стихи, мой милый тюремщик?
– С-стихи? – потерялся Матфей. – Н-нет, г-госпожа, мы всё больше про магию… Ну или про древние дела…
– Ах, зря, друг мой, очень, очень зря! Когда читаешь складно рифмованные строчки о чувствах великих и возвышенных, о пламени истинной страсти, что равно пожирает и смертных, и богов… Когда поэмы говорят о разлуках и встречах, о ревности и смирении, о подозрениях и ошибках, о чувствах, что поражают с первого взгляда… – Взор Царицы Теней опасно затуманился, и Матфей очнулся, только сообразив, что стоит с разинутым ртом, а с губ чуть ли не капает слюна.
– Доставь мне таких книг, Матфей. Должна же я чем-то заполнить нескончаемые и пустые часы моего заключения! Ведь я даже не знаю, сколько мне тут находиться. Преступник, осуждённый судом, знает, что каждый день за решёткой приближает его к свободе, поскольку наказание отбывается; мой же срок не отмерен. Не отмерен, хотя никакой суд не установил степени вины моей и моих преступлений!
– Но ты не страдаешь безвинно, госпожа, – отчаянно пытался отыскать опору Матфей. – Я сам слышал твои признания… признания в делах весьма неблаговидных.
– Ах, дорогой мой Матфей, добрая душа! Окажись ты в узилище Кора Двейна, уверяю тебя, ты сознался бы в чём угодно. Что обесчестил и лишил жизни его матушку, для примера. Он страшный человек, Кор Двейн, и только встретив его, я поняла, насколько же опасна ваша человеческая раса…
– Но вы убивали, убивали людей для собственного развлечения! Разве это не так… госпожа? – добавил он поспешно, заметив недовольный блеск в её чёрных глазах.
– Там всё гораздо сложнее, чем тебе кажется, – улыбнулась Царица Теней, глядя ему прямо в лицо, и мысли Матфея мгновенно начали путаться, заменяемые вельми и вельми нескромными картинками, от коих кровь тотчас бросалась ему в голову.
«Силы Святые, ну за что же мне такое наказание?!»
И он мялся, мямлил, запинался, заикался. Переступал с ноги на ногу, крутил в пальцах завязки пояса. Искал её глаза – и боялся её взгляда. Щеки его то заливал жар, то, напротив, они бледнели, словно у трупа.
– Ах, Матфей, ты так очаровательно краснеешь, – заметив это, промурлыкала Царица Теней. – Словно невинная девушка на первом свидании. Так ты доставишь мне рекомые книги? Язык не столь важен, – добавила она небрежно. – Я читаю на любых. Маленькое преимущество быть рождённой Истинным Магом.
– Приложу все усилия, моя… госпожа. – Матфей хрипел, словно его душили. Слова застревали в пересохшем горле, словно не желая покидать спёкшихся губ.
– Смотри же, Матфей, выбирай хорошенько. Мне нужны настоящие истории, в которые веришь. Чтобы она ждала и страдала, чтобы он скитался и мучился, чтобы они преодолевали препятствия, козни ревнивых соперников и соперниц, неодобрение родителей. Но чтобы в конце, преодолев всё и вся, он и она шли бы к алтарю, дабы после этого вкусить все радости законной любви! О, ты опять краснеешь, мой дорогой. Прости, я тебя всё время смущаю. Но неужто у тебя самого нет подружки? Такой видный, красивый молодой человек – девчонки должны вокруг тебя хороводы водить. Насколько я знаю Кора Двейна – тут не может не сыскаться смазливых и весёлых служаночек.
У Матфея комок застрял в горле. Ни выдохнуть, ни вдохнуть. А щёки и уши, наверное, сейчас просто могут светиться в темноте алым.
– Ты всё боишься меня, Матфей? Что я тебя как-то использую, пытаясь отсюда вырваться? О, не бойся, дорогой мой, Кор Двейн далеко не так прост. Мне не выйти отсюда. Заклятия куда надёжнее любой стражи. К здешним замкам не подберёшь ключей.
– Я, я… – булькал Матфей, замерев и выпучив глаза – потому что накидка слегка соскользнула с гладких плеч, давая ему рассмотреть начало этой великолепной впадинки меж высокими грудями. – Я… постараюсь, госпожа. Я… буду просить… господина Двейна… смягчить… вашу участь…
