Сиракузы находились в миле от них, то есть римляне располагались вне пределов досягаемости даже самых мощных архимедовых катапульт. До начала осады ничейная земля обрабатывалась, но теперь местные крестьяне давно сбежали или были убиты. Их зерно осенью убрали легионеры. Потом на опасной территории никто не пахал и не сеял. Во время суровой дождливой зимы стерня сгнила в земле, и теперь осталась одна грязь. «Жаль, что летом не будет урожая», – размышлял Квинт, но отсутствие растительности облегчало работу часовых. Любое движение будет сразу замечено. Однако сиракузцы не отваживались выходить за стены города. За всю осень не было замечено даже ни одного вражеского дозора. Укрывшись за своими надежными оборонительными укреплениями, осажденные не видели нужды нападать. «Гораздо разумнее оставаться за укрытием мощных стен, – угрюмо подумал Квинт, – греясь у огня в построенных через равные промежутки башнях». Римляне тоже не нападали после того кошмарного дня почти год назад. Впрочем, Марцелл ужесточил блокаду Сиракуз, насколько это было возможно. К сожалению, блокада не мешала карфагенянам регулярно присылать конвои, снабжая город всем необходимым. В своем настоящем виде осаде не виделось конца в ближайшем будущем.
Свистел северный ветер, и Квинт поежился. Снова он проклял перья у себя на шлеме – они не давали надеть капюшон. Чтобы согреть голову, стоило рискнуть снять шлем. Но если увидит кто-нибудь из командиров, последует наказание. Оставалось лишь обмотать шею в два слоя шерстяной тканью.
– Замерз? – спросил Урций.
– Еще бы! А ты, что ли, нет?
– Совсем не замерз.
Квинт хотел пнуть его, но приятель отошел. Каждый день они повторяли одни и те же шутки. Это помогало бороться со скукой.
– Сколько еще осталось, как думаешь? – спросил Урций.
Солдат посмотрел на солнце, которое клонилось к горизонту.
– Не долго.
– Я тоже так подумал, хвала богам. Вернемся в палатку. Теплое одеяло. Огонь. А главное – сегодня не моя очередь готовить!
– Ха! Ты просто забыл, чья очередь.
Урций настороженно нахмурился.
– Неужели Мария?
– Как ты мог не запомнить? – со смехом спросил Квинт.
– Проклятье! Опять горелый хлеб, мясо сырое, а вареные овощи так и не вымыты как следует… Он готовит так, что есть невозможно.
– Ты всегда можешь предложить свои услуги, чтобы готовить вместо него.
– Вот еще! – категорически заявил Урций. – Попытаю счастья. Может быть, сегодня у него получится лучше, чем в прошлый раз.
Они пошли дальше и достигли конца своего участка, где встретили Мария и Плацида, заменившего Матвея, – сонного типа, соответствующего своему имени
[5]
. Урций воспользовался возможностью обрушить на Мария град ругательств за его стряпню.
– Если вечером не приготовишь что-нибудь съедобное, тебе будет очень плохо, – пригрозил он. – Мы с ребятами больше не будем есть твою бурду.
Марий рассмеялся.
– Смотри, как бы я не помочился тебе в порцию, Кувшин.
Урций побагровел.
– Только попробуй, и я насру на твое одеяло!
Квинт и Плацид посмеивались. Такова была часть повседневной рутины. Никто бы не сделал ничего подобного своим товарищам по палатке, а вот солдатам других манипул – с легкостью. Были известны такие шутки, как подбросить в кухонный горшок дохлую крысу и гнилую капусту, хотя в последнее время это редко сходило с рук. Солдаты соседних подразделений стали относиться с подозрением, когда в обеденное время рядом шатался кто-нибудь чужой.
Из лагеря донесся сигнал трубы, и все заулыбались.
– Пора уходить! – сказал Урций. – Я так голоден, что даже готов попробовать то дерьмо, какое ты приготовишь, Марий.
– Ты будешь в восторге от сегодняшнего ужина, – заявил тот. – Тушеная баранья шея с овощами. Пальчики оближешь! Старый рецепт моей матушки.
Урций недовольно посмотрел на него.
– При всем уважении к твоей матушке, я сам сделаю вывод, вкусно получилось или нет.
Через некоторое время восемь гастатов с удобством расселись вокруг расставленных кольцом камней, образовавших очаг на улице. Железный треножник еще стоял на огне, но бронзовый сосуд со стряпней Мария лежал у ног Урция. Все согласились, что баранья шея хороша, и даже вечно недовольный Урций настоял, чтобы выскрести горшок дочиста.
– Предлагаю и дальше держать такой уровень, – сказал он.
Обычно Марий не готовил ничего подобного.
– Становится теплее, – улыбнулся Квинт. – Еще недавно мы не могли сидеть на улице, как сейчас.
Урций рыгнул.
– Да. Скоро не придется заворачиваться в одеяла, и огонь будет нужен только для готовки.
– Несколько недель хорошей погоды, и снова станет слишком жарко. Месяцы таскания воды из реки, палящее солнце весь день и комары ночью, – уныло проговорил Плацид.
– Заткнись! – проворчал Марий. – Не напоминай.
– Выпей вина, – сказал Квинт, передавая ему общий мех, – и ради Юпитера, будь повеселее.
Сердито посмотрев на смеющихся товарищей, Плацид взял мех и припал к нему.
– Расскажи что-нибудь, – попросил Квинт, почувствовав себя не совсем хорошо.
Как новый член контуберния, Плацид был мишенью для остальных. Однако его спасало умение рассказывать истории.
– Про что?
– Я хочу про двенадцать подвигов Геракла.
– Нет, про Ромула и Рема!
Товарищи перебивали друг друга. Плациду, похоже, это понравилось.
– Сам выберу, – с важным видом сказал он.
– Только повеселее, – настаивал Урций. – Не хочу ложиться спать опечаленным.
Плацид ненадолго задумался.
– Хотите про Горация, Герминия и Ларция?
– Хорошо, – сказал Квинт. – Не начинай пока. Мне нужно отлить.
– И мне, – присоединился Урций.
– Только быстро, – велел Марий.
Двое друзей направились к ближайшей выгребной яме, которая находилась у вала в юго-восточном углу лагеря. Из-за частокола доносился грохот – в Трогильской гавани неподалеку разгружали корабли. Место, откуда начался первый провальный штурм, стало теперь базой снабжения всего войска. По пути назад они второй раз прошли мимо палатки Коракса. Друзья приближались под таким углом, что палатка центуриона загораживала их, пока они не подошли вплотную. Квинт навострил уши. Похоже, к Кораксу зашел Витрувий, и оба командира были поглощены тихой беседой.
Квинта одолело любопытство. Подтолкнув Урция, он приложил палец к губам и знаком показал, что хочет подойти поближе. Другу это не очень понравилось, но он не ушел. Вместе они прокрались поближе и притаились в нескольких шагах от Коракса.
