«Мавры… не признают закона Иисусова, закона истинного, который любой и всякий должен блюсти, чтобы избегнуть проклятия и не быть ввергнутым навеки в геенну огненную. И, коль скоро душа людская уже обречена сему проклятью, то какое же право имеет бренная плоть на блага, даруемые нашими законами?» [12].
Можно с осторожностью утверждать, что действия Португалии в Индийском океане были настоящим Восьмым крестовым походом. Прежние семь сосредоточили свои усилия на Леванте (мусульманские земли, прилегающие к Восточному Средиземноморью) – но этот поход уводил завоевателей гораздо дальше к востоку: в те земли, где из четырех главных держав – Оттоманской Турции, Сефевидского Ирана, Индии и Китая, которым правила династия Мин, – три были мусульманскими [13].
Упомянутые факторы объединились в мифе об инфанте Энрике или принце Генрихе Мореплавателе. «Он еще в отрочестве, – пишет Паниккар, – впитал дух воинствующего христианского мистицизма» в сочетании с «пылкой ненавистью» к исламу. Будучи юношей, в 1415 г. принц Генрих организовал успешную военную экспедицию против марокканского города Сеуты – первый в истории набег португальцев на африканские владения мусульман. Эта вылазка имела огромное символическое значение: именно из Сеуты мусульмане отправились в 711 г. завоевывать и покорять Иберию. С тех пор – по крайней мере согласно легенде – Генрих утратил интерес к ограниченным военным действиям и взялся разрабатывать широкую стратегию, нацеленную на то, чтобы охватить весь исламский мир с флангов и ударить по нему из опорных твердынь, возведенных на берегах Индийского океана. Такая стратегия сулила и дополнительную выгоду: посредническая роль, которую играли арабы в торговле восточными пряностями, существенно уменьшилась бы. Оттого, продолжает легенда, принц Генрих буквально бредил Индией, а это в свой черед породило в нем интерес к мореходству. И в свой замок, и в укрепленный лагерь на мысе Сагреш, который выдается тремя сторонами в продуваемую ветрами Атлантику и является крайней юго-западной точкой как Португалии, так и всей Европы, Генрих, как рассказывают, приглашал «математиков, картографов, астрономов и мавританских пленников, хорошо знавших далекие острова» [14]. Близ бурных волн одного океана португальцы обдумывали, как захватить другой.
Однако на самом деле – пишет, противореча Паниккару и прочим, оксфордский ученый Питер Рассел в своей работе «Генрих Мореплаватель: жизнеописание» – большинство подобных рассказов попросту недостоверно. По его словам, Индия была в представлении Генриха землей, ныне зовущейся Африканским Рогом – и ничем иным. Хоть Генрих и был крестоносцем в душе, но, вероятно, четкого плана, предусматривавшего фланговый охват мусульманского мира, у него не имелось, и в Сагреш он удалился отнюдь не затем, чтобы изучать картографию и навигацию [15]. Но предание о Генрихе Мореплавателе, возникшее после его смерти, правдиво – в том смысле, в котором часто правдивы любые подобные мифы: они обнаруживают истинные побуждения и устремления целого народа. В нашем случае – народа португальского.
Не только зерна, золота и специй искали португальцы: они действительно собирались предпринять фланговый охват ислама – особенно после того, как мусульмане турки захватили в 1453 г. Константинополь
[22]
. Но, по иронии судьбы, принц Генрих вошел в историю не как запоздалый крестоносец – которым он и был, – а как просвещенный деятель эпохи географических открытий. Его навигационная школа (возможно, вымышленная потомками) положила начало дальнейшим всемирным странствиям португальских моряков и землепроходцев.
Принц Генрих умер в 1460 г. Используя опыт и знания, накопленные во время набегов на марокканские и мавританские берега, Диего Кан отплыл из Португалии в 1483-м и сумел добраться на юге до самого устья африканской реки Конго. Пятью годами позже никому дотоле не известный мореход Бартоломеу Диаш обогнул Африканский континент и впервые открыл Португалии выход в Индийский океан.
По словам одного из тогдашних летописцев, именно Диаш дал название мысу Доброй Надежды, ибо рассчитывал достичь его снова, отправившись в следующее путешествие, и потом добраться до Индии. Однако в следующем путешествии Диаш погиб: его корабль буквально развалился на части, пересекая Южную Атлантику. И лишь Васко да Гама в 1497 г. обогнул мыс Доброй Надежды, а после поднялся вдоль восточноафриканского побережья до Малинди в нынешней Кении.
В Малинди жил человек, в чьей голове хранились все познания об Индийском океане, за несколько сотен лет накопленные арабами, – сведения о ветрах и течениях, о гаванях и береговых угодьях. Этот человек – оманский уроженец, лоцман по имени Ахмед ибн-Маджид, – согласился помочь Васко да Гаме. Маджид плавал по Индийскому океану полстолетия и был истинным кладезем арабской мореходной мудрости
[23]
. Он знал, как легче всего проникнуть в устья Инда и Тигра, как не сесть на мель у берегов Мозамбика, где лучше высадиться в Индии и по обе стороны Красного моря [16]. Поскольку арабский мир был очень велик и многообразен, в Восточной Африке, на огромном расстоянии от Иберии и Среднего Востока, португальцы могли довериться такому арабу, как Маджид, – хотя и намеревались задать хорошую трепку его единоверцам, обитавшим вдали.
То ли сам ибн-Маджид, то ли другой рекомендованный им арабский лоцман помог Васко да Гаме пересечь Индийский океан от Кении до Калькутты на Малабарском берегу Индии всего лишь за 23 дня. Дело было весной 1498 г., и путешествие оказалось невероятно быстрым благодаря юго-западному ветру – муссону
[24]
. (Для сравнения: в конце XVI в. довольно короткий путь по Средиземному морю от Венеции до Святой Земли занимал целых два месяца.) Португальцы не «открывали» Индии – задолго до них это сделали греки, римляне и арабы, – но возобновили тесную связь Индии с Европой. Не Индию как таковую открыл Васко да Гама Европе, а систему воздушных потоков, помогавшую добраться до нее.
Не найти случая красноречивее, чем это «открытие», сделанное одной цивилизацией при помощи опыта и знаний, которые накопила другая. В конце концов, португальцам содействовал не только лоцман ибн-Маджид. По сути, арабский и еврейский народы завещали португальцам свои географические карты и астролябии (предшественницы секстантов), но именно иберийские мореплаватели возвели средневековую картографию в ее зенит
[25]
.