Заинтересовавшись кинокартиной, она попробовала подсчитать стоимость обстановки, в которой героиня страдала от своих киноошибок. Ее восхитил изящный итальянский столик, занимавший совсем немного места в большой столовой и уравновешенный длинной скамьей, придававшей комнате атмосферу средневековой роскоши. Ей доставляло удовольствие смотреть на прекрасную одежду и меха Mo Мюррэй, на ее великолепные шляпки, на ее шикарные туфли-лодочки. Через мгновение ее мысли вновь вернулись к ее собственной драме; она задумалась о том, что будет делать, если Скотт уже помолвлен, и ее сердце на миг перестало биться от этой мысли. Однако вряд ли это было так… Он слишком быстро позвонил ей, был чересчур щедр, распоряжаясь своим временем, и был слишком внимателен к ней в тот вечер.
После окончания сеанса она вернулась в «Ритц» и впервые за три месяца заснула сразу же, как только легла в постель. Окружающая атмосфера больше не казалась ей пронизывающе холодной. Даже дежурный по этажу восхищенно улыбнулся ей, подавая ключ от номера.
На следующее утро, в десять, позвонил Скотт. Янси, которая проснулась уже несколько часов назад, притворилась сонной после веселья прошедшей ночи.
Нет, у нее не получится поужинать с ним в среду. Ей ужасно жаль, она действительно была уже приглашена, как она и предполагала. Но они могут вместе позавтракать и сходить на дневной спектакль, если только он обещает привезти ее обратно в отель к чаю.
Целый день она прошаталась по улицам. Поднявшись на второй, открытый этаж автобуса и сев подальше от края – ведь ее мог случайно заметить Скотт! – она проплыла по Риверсайд-драйв и обратно по Пятой авеню, пока на землю спускались зимние сумерки; она вдвое сильнее почувствовала великолепие и блеск Нью-Йорка. Здесь она должна жить и быть богатой, ей должны кланяться все полисмены-регулировщики, когда она будет проезжать по улицам в своем лимузине – с маленькой собачкой на коленях, – по этим улицам она должна ходить каждое воскресенье в модную церковь, вместе с одетым в безупречный цилиндр Скоттом, преданно шагающим рядом с ней.
За завтраком в среду Скотту был дан полный отчет о том, как в своем воображении она провела прошедшие два дня. Она рассказала об автопоездке в Хадсон и высказала свое мнение о двух пьесах, которые посмотрела – само собой разумеется! – в обществе некоего восхищенного джентльмена. Она тщательно изучила утренние газеты на предмет театральных новостей и выбрала две постановки, о которых ей удалось извлечь максимум информации.
– Ах, – смущенно сказал он, – так ты уже видела «Далей»? Я купил билеты, но ты, наверное, не захочешь смотреть то же самое второй раз…
– Нет, нет, ничего страшного, – вполне искренне возразила она. – Видишь ли, мы ведь опоздали к началу, и кроме того, мне очень понравилось!
Но он и слышать не желал о том, чтобы из-за него ей пришлось пересматривать виденную вчера пьесу, а кроме того, он сам уже был на премьере. Янси до смерти хотелось сходить, ведь она уже давно об этом мечтала, но вместо этого ей пришлось смотреть, как он меняет в кассе билеты, причем меняет на самые плохие места, которые только и остаются за пять минут до начала. Иногда игра давалась нелегко!
– Кстати, – сказал он в такси по дороге в отель, – завтра ты едешь на бал в Принстон, правда?
Она вздрогнула. Она и не думала, что этот день наступит так быстро и что он запомнит ее браваду.
– Да, – холодно ответила она. – Я уезжаю завтра днем.
– Наверное, в два двадцать? – спросил Скотт; затем: – А где ты встречаешься с тем парнем, который тебя пригласил, – наверное, в Принстоне?
На мгновение она растерялась.
– Да, он будет встречать меня у поезда.
– Ну, тогда я подвезу тебя до станции, – предложил Скотт. – Ведь там будет огромная толпа, тебе трудно будет найти носильщика.
Ей не пришло в голову ни одного подходящего ответа, ни одной хорошей отговорки. Она очень жалела, что сразу же не сказала, что поедет на автомобиле, и теперь этот ход уже нельзя было вполне достоверно отыграть.
– Это очень любезно с твоей стороны.
– Когда ты вернешься, ты снова будешь в «Ритце»?
– О да, – ответила она. – Я сохраню за собой свои комнаты.
Она занимала самый маленький и дешевый номер в отеле.
Придется позволить ему посадить ее на поезд в Принстон – выбора у нее не было. На следующий день, когда после завтрака она собирала чемодан, ее воображение так разыгралось, что она наполнила чемодан именно теми вещами, которые взяла бы с собой, если бы ее действительно пригласили. Но она намеревалась выйти на первой же остановке и вернуться обратно в Нью-Йорк.
Скотт позвонил ей из холла отеля в половине второго, они сели в такси и поехали на Пенсильванский вокзал. Там было очень много народу, как он и ожидал, но ему все же удалось найти для нее место в вагоне. Затем он положил ее чемодан на верхнюю багажную полку.
– Я позвоню тебе в пятницу – расскажешь, хорошо ли ты себя вела, – сказал он.
– Хорошо, буду стараться!
Их взгляды встретились, и на мгновение необъяснимый, полубессознательный поток эмоций соединил их в одно целое. Когда Янси вновь овладела собой, ее взгляд, казалось, говорил…
Неожиданно прямо над ухом раздалось:
– Да ведь это Янси!
Янси оглянулась. К своему ужасу, она узнала девушку – это была Элен Харли, одна из тех, кому она звонила, приехав в город.
– Ах, Янси Боуман! Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть. Привет!
Янси представила Скотта. Сердце ее учащенно застучало.
– Ты тоже едешь? Как здорово! – восклицала Элен. – Можно, я сяду рядом с тобой? Давно уже хотелось с тобой поболтать. Кто тебя пригласил?
– Ты его не знаешь.
– Может, знаю?
Поток ее слов, острыми когтями царапавший нежную душу Янси, был прерван невнятными выкриками кондуктора. Скотт поклонился Элен, бросил взгляд на Янси и вышел из вагона.
Поезд тронулся. Пока Элен разбиралась со своим багажом и снимала меховое манто, Янси смогла осмотреться. В вагоне было весело; возбужденная болтовня девушек, словно смог, висела в сухом, отдававшем резиной воздухе. То тут, то там сидели гувернантки – как выветренные скалы среди цветов, безмолвно и мрачно напоминая о том, чем в конце концов оканчиваются веселье и юность. Как много раз и сама Янси была частью такой толпы, беззаботной и счастливой, мечтающей о мужчинах, которых она еще встретит, об экипажах, ждущих на станции, о покрытом снегом университетском городке, о больших горящих каминах в студенческих клубах и об оркестрах, бодрой музыкой боровшихся с неизбежно приближавшимся утром.
А сейчас она была здесь чужой, незваной и нежеланной. Как и в день своего прибытия в «Ритц», она чувствовала, что в любое мгновение ее маска может быть сорвана – и она окажется выставленной на обозрение всего вагона в качестве фальшивки.
