– Ну и что ты тут разыграла? – обратился он к ней после того, как нежеланный зевака удалился. – На кой тебе понадобилось напрашиваться к ним в гости?
– На той, Ягуар, на той… – медленно проговорила Лика, глядя с крыльца вслед удаляющейся паре. – Эта девочка… Как только я ее увидела, меня будто холодом обожгло. Таким, знаешь, арктическим, что на месте превращает в ледяную фигуру. Толкнешь – и, глядишь, упаду и разобьюсь на кучку мелких льдинок.
– Ты давай без поэтических сравнений, дорогая моя.
– А это не поэтические сравнения, Ягуарушка, а самая что ни на есть правда. Это то, что я почувствовала. Девчушка будто смертью помечена. И уже давно, надо сказать.
– Все мы смертью помечены, – хмыкнул Олег. – Бессмертных среди нас нет.
– Это другое, – недовольно поморщилась Лика. – Я пытаюсь тебе объяснить, а ты мне не даешь. Девушка уже давно будто умерла, но все еще живет, словно с кем-то обменялась судьбами и проживает чужую, не свою жизнь, понимаешь? Или, наоборот, может, ее время еще не пришло, но кто-то уже «заказал» ее, так сказать, досрочно.
– Загадки, одни загадки. Ясней не можешь выразиться? – проворчал Бойцов.
– А вот чтобы выразиться ясней, мне и нужно с ней пообщаться. Отвезешь меня сегодня вечерком в деревню?
– Лика, мы сюда не девичьи тайны разгадывать приехали! – возмутился мужчина. – Времени на это нет.
– А как знать, Ягуарушка, может быть, поездка к этой девушке – и не потеря времени, а, наоборот, один из ключиков. Думается мне, не зря она пришла к этому месту сейчас, когда мы здесь. Может, даже за помощью.
– Ну, ты завернула! Вот что, дорогая моя, – копируя ее интонации, с иронией парировал Олег. – Бери-ка регистрационный журнал и начинай его заполнять, раз тебе заняться нечем. Все же какая-то польза. Вот, кстати, и Матвей. Думаю, он тебе уже может что-то рассказать. Правда, Матвеюшка?
Вынырнувший из темного помещения парень с недоумением посмотрел на них обоих, щурясь от яркого солнца и усиленно моргая редкими белесыми ресницами, а затем расплылся в широкой щербатой улыбке:
– А как же, шеф!
1914, поместье Дарьино
Поверила ли Дарья рассказам своей нянюшки или нет – сложно сказать. Непросто сразу принять на веру такие тяжкие обвинения. Но зерно сомнений они заронили. Может, и не так все случилось, как люди шепчутся, но какая-то подоплека у этих разговоров была. Не бывает дыму без огня. Эти смутные сомнения так встревожили молодую женщину, что она даже слегла. Матрена ухаживала за ней, как в детстве, причитая и беспрестанно крестясь, а то принималась в порыве раскаяния винить себя:
– Ох, я и старая дура, развесила уши да распустила язык. А ну, как оклеветали порядочного человека, а я тебя зря растревожила.
– Матрена, не желаю тебя более слушать, – вяло пыталась пресечь эти скверные речи больная.
– И ты не слушай, деточка, не слушай… – вроде и соглашалась няня, но тут же опять начинала ругать себя вполголоса.
Дарья поговорила бы с мужем напрямую, спросила, откуда такие слухи и что произошло с его первой супругой, да только Андрей Алексеич был далеко. Шла война, изредка приходили письма, в которых генерал Седов кратко сообщал – жив-здоров, и настоятельно просил дражайшую супругу беречь себя. Дарья молилась за мужа, но, как ни старалась, даже в молитве не могла забыть о страшном обвинении в его адрес. Она уже знала, что первая супруга Андрея Алексеича, Ольга, утонула, не прожив в замужестве и года. В то трагичное утро разыгралась невиданная в тех местах буря, словно нечто прогневило небо. По деревне прошелся ураган, поломавший изрядно деревьев и оставивший избы без крыш, накрутил воронок в реке, но к обеду утих. Хватились барыни, когда та не вышла к столу. Бросились искать, да тщетно. Сам не веря в такую версию – неужто отправилась Ольга в такое ураганное утро к реке, Андрей Алексеич спустился к купальне и обнаружил на берегу платок да туфлю Ольги. Срочно созвали со всей деревни мужиков. Реку избороздили вдоль и поперек, да только не выловили ничего, кроме второй туфли барыни.
А вечером горничная шепнула кухарке, а та понесла дальше: дескать, генерал повинен в смерти своей супруги, потому что накануне ночью барыня с хозяином сильно ругались. Самой сути спора горничная не поняла, хоть и, рискуя быть застигнутой, приложилась ухом к двери. Но господа ругались вполголоса, видимо, чтобы любопытная челядь не узнала о причине разногласия. В какой-то момент голос генерала зазвучал громче, и горничная расслышала фразу: «Раздавил бы вас, как ядовитую змею!» На что госпожа выкрикнула: «Так убейте же меня! Убейте!» Подслушивавшая горничная поспешно перекрестилась. Страх смешивался с любопытством, и она вся обратилась в слух, но в этот момент раздались шаги, горничная поспешно отскочила и бросилась бежать на кухню. А на следующий день в обед генерал объявил о пропаже барыни. Якобы ушла та купаться и не вернулась.
Всю эту историю, изрядно приправленную домыслами и суевериями, Даша услышала от своей няньки. Но что было в рассказе правда, а что – ложь, узнать сейчас не представлялось возможным. Той горничной уже давно не было в поместье. Генерал уехал на фронт, и оставалось только молиться. И если днем страхи того, что в подозрениях есть резон, выцветали, как тени, то к ночи, напитавшись густой темнотой, овладевали молодой женщиной вновь. Она была одержима ими, как демонами, и, едва оправившись от болезни, рисковала вновь слечь. Приглашенный доктор выписал капли, с помощью которых удалось победить бессонницу, только легче от этого Дарье не стало, потому что теперь в каждом сне являлись ей кошмары, пробудиться от которых не получалось. Чаще всего ей снилась дверь, спрятанная за шкафом в одной из комнат. К той двери молодая женщина спускалась во сне по бесконечной лестнице, держа в руках свечу. Где-то на середине пути пламя начинало подрагивать, отбрасывая на стену косые пляшущие тени, и затем гасло. Даша оказывалась на лестнице в полной темноте, и ее окружали бесы. Они надвигались на нее, мерзко хихикая, хватали за руки и платье. Молодая женщина кричала, звала на помощь, но из раскрытого рта не вылетало ни звука. Она металась на кровати в липком поту, в попытках вырваться из кошмара, и иногда ей это удавалось. Тогда Даша звала няньку и просила зажечь в ее комнате свет и не гасить его до утра. Так и просиживала на кровати, глядя в темное окно и ожидая рассвета. А иногда во сне ей удавалось дойти беспрепятственно до двери, открыть ее и шагнуть в темноту. На этом месте сон каждый раз обрывался. Но страх после пробуждения оказывался куда сильнее, чем после кошмаров с бесами. Почему – Даша и сама не могла себе объяснить. Будто чувствовала, что за дверью ее ожидает нечто куда страшнее рвущих на ней платье демонов.
В какой-то из дней, не выдержав, она пригласила в дом деревенского батюшку – очистить дом, и заказала молебен за упокой первой жены Андрея Алексеича. После молебна молодая женщина почувствовала себя куда лучше и пригласила отца Серафима выпить чаю. Тот сентябрьский день выдался по-летнему погожим и жарким. Дарья распорядилась накрыть стол на балконе с видом на аллею, и сама принялась ухаживать за гостем. Разговоры они вели неторопливые, касавшиеся большей частью хозяйства и нужд местной церкви. Спустя некоторое время Дарья решилась завести разговор о первой жене своего супруга.
