Ее не удивило то, что Чарли связался с эмансипе, но это стало очередным разочарованием.
– Откуда вы приехали? – спросила она у девушки. Простенький вопрос.
– Из Лондона. – Пичез, казалось, одолела смертельная скука. Чарльз почему-то находил это очень забавным. – А еще из Парижа. Потом из Вашингтона.
– Вам понравился Вашингтон? – холодно осведомилась Роуз.
– Тоска.
– А где вы познакомились с Чарли?
– В спикизи-баре. Он был в полуотрубе.
– Я был в стельку, – оскалился Чарли.
– Но я поняла, что он не козел, – любезно добавила Пичез.
– Я просто липучка для мух, – сказал Чарли.
– Вот и виси.
До чего же ненавидела Роуз этот молодежный жаргон! Все это, конечно, она уже слышала раньше. Они воображали, будто очень умные. Кроме того, ей пришло в голову, что Пичез, скорее всего, не бывала ни в Лондоне, ни в Париже, ни даже в Вашингтоне, а просто дала по-своему понять, что не желает отвечать на вопросы, которые ей не нравятся.
– Вы работаете в городе? – спросила Роуз.
– В музыкальном бизнесе.
Тут вмешался Уильям Мастер. Он любил бродвейские мюзиклы. Всего неделю назад побывал на премьере «Кокосовых орешков» Кауфмана с братьями Маркс в главных ролях. Он спросил у Пичез, видела ли она этот спектакль, и удостоился улыбки.
– Хороший, – признала она.
– Думаете, продержится?
– Да. А потом гастроли. У братьев Гершвин в этом месяце тоже премьера.
– Знаю. «Цыпочки». У нас есть места. Не хотите с Чарли присоединиться?
Это вызвало новую улыбку.
– Мы пойдем, – сказал Чарли и обратился к Пичез: – В прошлом году отец был на «Голубой рапсодии» и сказал, что лучше музыки не слыхивал.
– Здорово. – Она повернулась к Уильяму. – Выпью-ка я чуток.
– Любите выпить? – подала голос Роуз.
– Постоянно ходит с бухлом, – весело произнес Чарли.
Роуз глянула на крохотную сумочку Пичез. В ней поместятся только помада и пудреница. Пичез прыснула.
– Не там, – сказала она, встала и задрала короткий подол. Посередине бедра шла подвязка, а выше из-за чулка торчала серебряная фляжка. – Вот где!
Роуз уставилась на нее. Она заметила, что ее муж тоже глазеет и вовсе не осуждает.
– Что тут скажешь, милочка, я рада, что она под рукой.
Своими истинными чувствами Роуз поделилась только на обратном пути и твердо сказала Уильяму:
– Пора бы тебе занять Чарли каким-нибудь делом.
В начале июня следующего года Сальваторе взял Анджело на Кони-Айленд. Любой, кто бывал там полвека назад и видел только прибрежную деревушку, пришел бы в удивление от современности. Первой шла карусель, за ней – американские горки, дальше – варьете и парк развлечений. К концу XIX века число посетителей достигало за лето сотни тысяч человек. Теперь до Кони-Айленда можно было добраться подземкой.
День стоял теплый. Анджело пришел в восторг. Они проследовали по дощатому настилу мимо отеля «Брайтон-Бич» и дальше, по бульвару Ориентал. Угостились сливочным мороженым с фруктами и сиропом. Сальваторе всячески подстрекал Анджело присмотреться к хорошеньким купальщицам.
Они стояли возле залитого огнями луна-парка, когда он заметил двух молодых женщин. Они смахивали на итальянок, но кто их поймет. Одна была, на его взгляд, высоковата, зато вторая привлекла внимание. Судя по легкому загару на лице, она могла приехать с фермы. На ней было хлопчатобумажное платье. Груди небольшие, но налитые, и ноги, чуть полноватые, хороши. Ему такие нравились. Каштановые волосы собраны в узел, добрые глаза.
Сальваторе с Анджело приблизились небрежной походочкой и остановились, как бы решая, куда податься. Девушка взглянула на него и улыбнулась, но без кокетства. Затем снова повернулась к своей спутнице.
– Ну, раз не хочешь на горки, то, может быть, сюда зайдем? – спросила она по-итальянски.
Сальваторе улыбнулся и обратился к ней на родном языке.
– Мой братец боится горок, – соврал он.
– Моя кузина тоже.
– А давайте вчетвером! Может, это придаст им храбрости.
Девушка стрельнула глазами, сочла его человеком приличным и повернулась к кузине, которая пожала плечами.
– Andiamo!
[67]
– сказала она. – Меня зовут Тереза.
– Сальваторе. Вы итальянка?
– Почти, – рассмеялась она. – Албанка. Из Инвуда.
Сальваторе на миг удивился. В Инвуде, что на севере Манхэттена, жили в основном евреи и ирландцы. Но потом он вспомнил. Здесь, на Лонг-Айленде, существовал еще один Инвуд – на восточной стороне бухты Джамейка. Он знал, что албанцев веками гнали с родной земли. В Южной Италии были целые поселения, где говорили на тосканском диалекте – разновидности албанского. А здесь, в Инвуде на Лонг-Айленде, образовалась крупная итало-албанская община.
Итак, Тереза с Сальваторе и ее кузина с Анджело отправились на американские горки. Они прокатились на электромобилях, сходили на небольшой ипподром, вернулись, перекусили хот-догами в закусочной «У Натана» и заглянули в танцзал.
В конце дня Сальваторе предложил Терезе увидеться снова, и та сказала, что собирается приехать в город в следующее воскресенье с другой кузиной. Они договорились встретиться в ресторане дяди Луиджи, съесть замороженный десерт и прогуляться по городу.
– Ты приводи кузину, а я захвачу Анджело, – сказал Сальваторе.
Ему показалось, что она слегка раздосадована из-за большой компании. Он порадовался этому, но не хотел спешить, намереваясь действовать благопристойно и постепенно.
Тереза понравилась дяде Луиджи. Он счел ее симпатичной и здравомыслящей. Албанки, сказал он, почти настолько же хороши, как итальянки. Терезе он, похоже, тоже пришелся по душе. После десерта она выразила желание прогуляться по Центральному парку, а потом пройтись по магазинам. Сальваторе быстро понял, что, хотя Тереза любила близких, которые все жили на Лонг-Айленде, ей доставляли величайшее удовольствие поездки в город.
Спустя две недели он встретился с ней на Кони-Айлендском ипподроме. Тереза пришла с юным кузеном, но Сальваторе был один. Скачки понравились всем, и по дороге к подземке она дружески взяла его под руку. Кузен ненадолго отлучился, и Сальваторе поцеловал ее в щеку. Тереза рассмеялась, но вроде не рассердилась. Она сказала, что через пару дней снова наведается в город, и они условились о свидании.
На сей раз с ним находился Анджело, которому было велено остаться, если Тереза придет с кузиной, но тихо смыться, если она будет одна. Анджело ничуть не возражал. К немалому огорчению Сальваторе, Терезу сопровождали. Но они пошли на танцы, славно провели время и договорились повторить еще через две недели.
