В течение первых лет службы Крэг превратил себя в бастион мускулов и средоточие решительности, чтобы отгородиться от мира. Тот Крэг Фревен, которым он был до двадцати лет, замкнулся в себе, чтобы прорасти из земли в глубине тайного сада, ключ от которого был только у Патти.
Еще более удивительно, что с годами он обнаружил, что его жена сама была ключом от этого тайника, от его чувствительной души. Она стала единственной, кто знал, как говорить с ним, как прикасаться к нему. Достаточно было лишь ребяческого подмигивания или очаровательной улыбки, чтобы к Крэгу возвращалась его истинная натура. Бункер приоткрывался, и из него появлялся простодушный молодой человек.
Патти…
— …мне всегда очень нравилась, она возникла в Древней Греции, эта борьба! А вы занимались борьбой?
Фревен вынырнул из своих воспоминаний. Его лицо ничего не говорило о том, что с некоторых пор стало для него необходимым упражнением. Только глаза его сильно блестели.
— Боксом, — проговорил он, сглотнув. — Я занимался боксом.
Врач замер, он смотрел на черную точку под клеящей лентой.
— Думаю, я кое-что нашел… Кажется, волосы или скорее шерсть. Подождите…
Он захватил пинцетом крохотный комок спутанных волокон и поднес его под лупу.
— Нет, скорее маленький узелок шерсти, но не могу утверждать, синтетической или натуральной.
Находка окончательно вернула Фревена к реальности.
— От чего он? — спросил он.
Каррус смотрел на катышек поверх своих толстых очков.
— Ни малейшего представления. Возможно, будет видно под микроскопом… Я скажу вам позже.
Фревен одобрительно кивнул. Однако предстояло еще немало работы, требовавшей времени.
Каррус положил ценную улику в железную коробочку и продолжил исследование панциря. Но он не обнаружил ничего другого. К большому разочарованию лейтенанта.
— Это все, — заключил врач. — Надо же, так запаковать бедного малого и не потерять ни единого волоска!
— Не может быть, — нахмурился Фревен, — нельзя было потратить столько усилий, не оставив никаких следов.
— Вы сами все видели, ничего нет. Или этот тип лысый, или на нем был шерстяной шлем. Это все, что я могу сказать вам. Но еще не все потеряно…
Каррус положил инструменты и взял ножницы, которыми несколько раз щелкнул.
Постепенно удавалось удалять ленту. Понемногу появлялось тело.
Сначала голова. Влажные волосы, прилипшие к ленте. Лоб, щеки, исчерченные красными отметинами пут. Нос распух и был расплющен, вероятно, сломан в процессе такой невероятной мумификации. Мертвый был молод, едва ли ему было больше двадцати лет.
Фревен внимательно смотрел на жертву.
Выдавшиеся глазные яблоки. Абсолютно черные. К ним обильно приливала кровь, может быть, разорвались сосуды. Радужку было невозможно различить. Мертвый был уже похож не на мужчину, покрытого оболочкой, а на чудовище. С сумрачными глазами и пастью с отверстиями, из которых все еще выступала кровавая пена.
Каррус не трогал гвозди, пронзившие губы. Он принялся разворачивать ленту на шее и на плечах.
На фиолетового цвета шее, ниже кадыка, выделялась широкая темная борозда.
— Я думаю, что мы нашли причину смерти, — вздохнул врач. — Странгуляция… удавление тонким, неправильной формы предметом шириной… местами два-три сантиметра.
— Удавление может вызвать такое состояние глаз?
— Конечно. И еще… они чересчур черные. Может быть, убийца сел ему на грудь. Такой тип повреждения вызывает сдавливание грудной клетки. Пока еще трудно установить картину. Подождем дальнейшего, так ведь?
Фревен выпрямился и взял в руки свой блокнот. Он начал фиксировать первые результаты.
Каррус закончил освобождать тело от кокона. Жертва была в форме цвета хаки, и врач наклонился, чтобы достать цепочку, висевшую на шее. Он вытащил армейский жетон.
— «Гевин Томерс», — прочел Каррус, — и его данные, это должно помочь вам, лейтенант.
Он отклонился, чтобы Фревен смог переписать информацию, и сделал шаг назад, желая осмотреть тело целиком.
Плечо правой руки жертвы лежало на столе, а предплечье под прямым углом было направлена к потолку, будто указывая на что-то на стальной поверхности. Каррус взялся за кисть, чтобы проверить ее на сопротивление.
— Мне кажется, уже началось трупное окоченение.
— Это вас удивляет?
— Из того, что мне рассказали, я заключил, что убийство произошло менее трех часов назад. Этого времени не достаточно для такого окоченения руки. Окоченение обычно начинается в зоне от затылка до челюстей, затем распространяется на руки, туловище, брюшную полость и так далее. Но, насколько мне известно, оно начинается только к третьему или четвертому часу и завершается через восемь — двенадцать часов после смерти.
— А вы еще отказывались делать вскрытие! Перед таким не судмедэкспертом я снимаю шляпу!
— Я действительно не судмедэксперт, но мне, знаете ли, пришлось повидать многие десятки трупов. Но как бы то ни было, меня кое-что удивляет… Разве что…
Он положил руку на подбородок мертвеца и пощупал его щеки.
— Нет, так и должно быть… Здесь тоже окоченение. Так. Наверное, есть другое объяснение.
— Какое же?
— Я имел возможность убедиться, что если людей убивали в то время, когда их мышцы были напряжены, например во время бега, то окоченение развивалось очень быстро. Создается впечатление, что интенсивное мускульное усилие ускоряет этот процесс.
— Он не мог в этот момент заниматься спортом, если только не дрался, когда его убивали. Он мог сопротивляться, бороться.
— Конечно! Простите, но это все, что я могу сейчас сказать.
— Интересно, — задумчиво пробормотал Фревен.
Он думал об этом со времени первого убийства. Они имели дело с очень сильным убийцей. Способным поднять труп и подвесить его на крюках, как в случае с Росдейлом, и удержать молодого мужчину, сражающегося за свою жизнь, как это было с Томерсом. Не обладал ли он, кроме мускульной силы, специальной техникой? Может быть, стоит поискать его среди коммандос, десантников, обученных умертвлять врага одним ударом?
— Я сейчас открою ему рот, — сказал Каррус.
Он придержал пинцетом губы мертвого солдата и вытащил один из гвоздей. Из отверстия, освобожденного от железа, на подбородок вытекла темно-бордовая жидкость. То же самое Каррус проделал с остальными гвоздями. Губы оказались склеенными высыхающей жидкостью. Вся ротовая полость была покрыта рваными ранками. Каррус раздвинул губы, которые разлепились со звуком рвущейся ткани.
Одновременно он надавил на челюсти, чтобы преодолеть окоченение и разжать костные дуги. Показался язык. Или то, что от него осталось.
