Между ветвями вился дымок. Тишина продлилась почти целую минуту, а потом раздался сухой выстрел. Фревен узнал более глухой и сухой выстрел пистолета. И снова тишина.
Зашевелились ветви двух елей, и послышался характерный хриплый голос:
— Это я, Конрад, не стреляйте!
И военный полицейский вышел на опушку, с автоматом на плече.
— Я сделал их, этих уродов! — заорал он, не сознавая, что его оглушили разрывы гранат. — Всех, даже того, кто еще ворочался! Я всадил ему пулю между глаз!
И если его голос звучал радостно, то выражение глаз испугало Фревена.
60
Страх — самый мощный стимул. Страх изменяет людей. Он может либо разрушить их, либо сделать неуязвимыми. Страх либо взбадривает разум, либо его подавляет, когда он чрезмерен. Он — инструмент закабаления, у страха нет границ. Кто управляет страхом, тот управляет людьми и даже народами.
Маттерс получил жестокий урок, преподанный ему страхом. Страх охватил весь его организм, вплоть до сознания, из-за чего он оказался в обморочном состоянии. Он подумал, что пуля попала ему в мозг, хотя она всего лишь рикошетом ударила в каску, сорвав слой краски. Он выжил. Не получив ни единой царапины. Так же, как Монро, который в самом начале боя был оглушен и контужен. Он полностью пришел в себя, когда все уже кончилось. Конрад же узнал о присутствии вражеского патруля всего за несколько мгновений до того, как тот открыл огонь по его товарищам. Он тут же спрятался, чтобы его не обнаружили. Патруль мог бы пройти, даже не заметив их, если бы Монро не окликнул лейтенанта, разглядев символ, начертанный на снегу кровью Ларссона. Конрад увидел, как вражеские солдаты вздрогнули и, бросившись в кусты, открыли огонь по его товарищам.
Две гранаты охладили их воинственный пыл, послышались стоны, после чего он стал поливать их из своего автомата. Противник сделал несколько ответных выстрелов, но Конрад бросил третью гранату, и враг был окончательно уничтожен. Проходя между трупов, он обнаружил одного выжившего. И прикончил его выстрелом в лоб из пистолета.
И если в первые минуты он был взбудоражен своим успехом, то вскоре погрузился в мрачное состояние, не предвещавшее ничего хорошего.
Фревен отвел всех своих людей в полевой госпиталь, представлявший собой ряд длинных палаток, в которых было лишь немногим теплее, чем в землянках. Монро и Маттерса там осмотрели, несмотря на их протесты, а Фревен отправился на поляну вместе с людьми из роты Дрейка. Они вернулись к вечеру, неся с собой носилки, обернутые простынями цвета хаки. Часом позже вся команда Фревена собралась в месте, которое стало их полевым штабом, — в глубокой землянке между соснами.
Приближалась зима, наступала ночь, и в лесу уже стали видны оранжевые точки, дрожащие на поверхности белоснежного покрова земли. Группки солдат, вынужденных выживать в этом холоде, собирались вокруг крохотных источников тепла. Они прижимались друг к другу, жадно глядя на огоньки пламени, молясь, чтобы они не погасли, как и их надежда.
Фревен пробирался между землянками; поприветствовав по пути двух часовых, он добрался до убежища ВП, в глубине которого два штормовых фонаря излучали слабое сияние. Спустившись вниз, Фревен увидел бледные лица Маттерса, Донована, Монро и Конрада. Четверо мужчин — это все, кто у него остались. Четверо других погибли, начиная с самого первого дня этих долгих боевых действий. Клаувиц, Форрел, Бейкер и Ларссон. Уже два месяца им обещали подкрепление, но пока это были лишь слова. К счастью, команда капитана Стэнли, другое подразделение ВП, прикрепленное к этому полку, выполняла большую часть работы.
Фревен опустился на пустой ящик из-под боеприпасов, служащий и столом, и табуретом. Его люди сидели, закутавшись в одеяла.
— Я не собираюсь распыляться, — начал он, — у нас очень серьезное дело.
Фревен увидел, как его подчиненные переглянулись, они уже говорили о чем-то между собой.
— Ларссона убили вовсе не враги, — прибавил он. — Символ, нарисованный кровью, не случайно оказался там. И Ларссона выбрали тоже не случайно.
— Символ такой же, как на «Чайке», при убийстве Росдейла, — мрачно произнес Маттерс.
— Да, и почти никто из вас не знал об этом рисунке.
— Там были мы с вами и мисс Доусон, — заметил Маттерс.
— Точно, — озабоченно сказал Фревен.
— Еще присутствовал Кулидж, — напомнил сержант.
Фревен покачал головой, вспоминая тридцатилетнего, почти лысого офицера. Маттерс уже все хорошо обдумал.
— И все же следует исключить Кулиджа из числа подозреваемых, — возразил лейтенант.
— Почему? — поинтересовался Монро, держа сигарету между губ.
— Потому что вероятней всего он не покидал свое судно, и еще потому, что сейчас, пока мы мерзнем здесь, он находится в нескольких сотнях километрах отсюда.
— А мисс Доусон? — проговорил Маттерс.
Его обвинительный тон не понравился Фревену, который слишком поспешно стал защищать ее:
— Вы действительно полагаете, что она могла совершить подобное? Да еще настолько уступая в физической силе Ларссону? По-моему, мы столкнулись с гораздо более серьезной проблемой.
Он поднял глаза и посмотрел на каждого из своих людей. Все выдержали его взгляд. Все знали, что он хотел сказать. Ларссона не просто убили. Его изувечили.
— Его схватили и заставили очень дорого заплатить за все! — воскликнул Монро. — Теперь никаких церемоний, только убийца и мы!
— Монро! Отставить! Оставьте даже мысли о мести, — осадил его лейтенант.
Тот что-то пробормотал сквозь зубы и еще плотнее завернулся в одеяло. Фревен понимал, что сейчас его подчиненные не могут рассуждать трезво. Конрад был мрачнее тучи после того, что он сегодня сделал, Монро едва сдерживал ярость, двумя другими овладела апатия. Все это вызывало озабоченность Фревена. Тем не менее они не могли остановиться, шла война, и даже если Ларссон погиб не так, как другие, его могли убить на фронте. В каждом бою все подразделения теряли одного или нескольких людей.
— Ларссона… выставили напоказ, — наконец с чувством сказал Маттерс.
Фревен посмотрел на него. Может быть, на сержанта больше всего подействовало именно то, в каком состоянии они обнаружили труп.
— И это нам кое-что напоминает.
— Но Хришек мертв, его уже съели черви! — тотчас же возразил Донован.
— Никаких сомнений, — кивнул лейтенант, — мы все видели, что от него осталось: раздутое лицо, сгоревшие руки и ноги. О нем больше незачем говорить.
Маттерс пожал плечами под своим одеялом:
— Точно, больше незачем говорить! Но кто это сделал с Ларссоном?
— Тот, кто знает о женском символе, — заключил Фревен. — Тот, кто знал, что Хришек выставлял напоказ тела своих жертв.
