Как только работы были окончены, в особняк рекой потекли любопытные. Экскурсии устраивала «элегантная пожилая экономка миссис Гарнетт, замечательная рассказчица», составившая специальный путеводитель. Посетители приезжали в Кедлстон-холл, чтобы приятно провести время, а заодно почерпнуть идеи для обустройства собственного жилища.
Планировка парадных помещений Кедлстона, рассчитанных на прием большого числа гостей, оказалась чрезвычайно удобной и для экскурсантов. В отличие от Хардвик-холла, где посетителей вели анфиладой комнат, — причем в самые дальние допускались только почетные гости или близкие друзья, — здесь комнаты, убранные с разной степенью пышности, располагались по кругу. Наименьшей роскошью отличалась музыкальная комната, затем шли большая гостиная, библиотека и салон. Каждому посетителю предоставлялось право обойти их все, рассматривая картины и мебель. Георги-анские дома подобной планировки иногда называли «социальными»: никто не делил гостей по признаку общественного положения, и все они без исключения могли свободно перемещаться из одной комнаты в другую.
В Кедлстоне посетители имели возможность полюбоваться на изумительные образцы британской мебели, в том числе на диваны, изготовленные лондонским краснодеревщиком Джоном Линнеллом. (К несчастью, диваны не очень хорошо перенесли транспортировку в Дербишир, и владельцу дома пришлось заплатить местному столяру, который приклеил «отвалившиеся части».) Обитые небесно-голубым шелком, поддерживаемые с боков золочеными фигурами морских божеств, эти диваны больше напоминали предметы театральной декорации, чем обычную мебель.
Диван — новинка, позаимствованная у арабов, — позволял дамам сидеть, откинувшись на спинку и расправив юбки, то есть в элегантной и удобной позе, — никакого сравнения с жестким стулом-креслом XVII века. Рассчитанные на две персоны, диваны идеально подходили для светского общения. Аристократы более ранних времен, которым приходилось в величавом одиночестве восседать на возвышении, могли о таком только мечтать.
Постепенно стремление к излишествам, подкрепленное появлением лишних денег и свободного времени, захватило и более низкие слои общества, в результате чего один за другим начали возникать новые стили оформления гостиной. Быстро входили в моду и так же быстро устаревали китайский, греческий, этрусский, неопомпейский и псевдотюдоровский стили. Каждый из них, конечно, имел весьма отдаленное отношение к эпохе или культуре, чье имя носил, но это мало кого волновало. На самом деле воссоздание псевдоисторического антуража в пределах гостиной служило лишь поводом к приобретению очередного набора мебели. Каждому хотелось, чтобы его гостиная выделялась оригинальностью с налетом экзотики, в идеале — напоминала одну из дальних стран, например Китай, или античность (Древний Рим), свидетельствуя о том, что хозяева — люди образованные и наделенные тонким вкусом. Только такой дом мог произвести впечатление на миссис Либб Поуис
[83]
, обожавшую осматривать загородные особняки. Побывав однажды в гостях у неких Истби, она записала, что «китайская спальня и гардеробная на чердаке оформлены странно, но очень мило — точь-в-точь как в Китае».
Разумеется, представители среднего класса не воспроизводили у себя в гостиных роскошных интерьеров Кедл-стона и не украшали их позолоченными морскими божествами. Мастерство производителей мебели и аксессуаров для гостиных заключалось не в создании модных тенденций, а в производстве товаров, удовлетворяющих вкусы массового покупателя. Джозайя Веджвуд-младший, отвергая изумительный эскиз черной вазы, объяснял: «Мы не настолько смелы, чтобы с бухты-барахты соглашаться на прекрасные новинки. Пусть они сначала войдут в моду». Приобретение предметов домашней обстановки рассматривалось как целое искусство. Ошибиться в выборе, купив нечто аляповатое и безвкусное, было очень легко. И многие ошибались.
Оформление гостиной входило в обязанности супруги, и у нас есть все основания предполагать, что это доставляло ей удовольствие. В книге «Радости и прелести супружеской жизни» (1745) Лемюэль Гулливер перечисляет, какие предметы обычно старается приобрести молодая жена: «Дорогие портьеры, венецианское стекло, глазурованный фарфор, бархатные стулья, турецкие ковры, ценные картины, столовое серебро, буфеты и инкрустированные секретеры». Анализируя произведения Джейн Остин, историк Аманда Викери отмечает такую деталь: если героине показывают дом холостяка, это означает, что ей следует ждать предложения руки и сердца. Вот почему в романе «Разум и чувства» миссис Дженнингс потрясена тем, что Марианна после осмотра дома предполагаемого претендента не получила такого предложения. Возмущению ее друзей не было предела: «Не был помолвлен! После того так водил ее в Алленеме по всему дому и даже указывал, какие комнаты они отделают для себя!»
Как видим, оформление гостиной воспринималось как своего рода долг перед обществом — ведь ей предстояло служить местом встречи гостей.
В общих комнатах георгианской эпохи на светских приемах царила атмосфера оживленной раскованности, какой не ведали прежние столетия.
В старинных салонах, где жесткий царил этикет,
Почетною гостьей была неизменная скука.
В уютных гостиных у нас прежних строгостей нет —
В кружок собираясь, как рады мы видеть друг друга!
[84]
Как далек был этот новый мир элегантной непринужденности, милой болтовни и красивых драпировок от торжественного великолепия Хардвик-холла. Но в XIX веке гостиная вступила в более темный период своей истории.
Глава 26. ИСТОРИЯ НАКОПЛЕНИЯ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ
Не стоит держать в своем доме ничего бесполезного или некрасивого.
Уильям Моррис
[85]
Викторианская гостиная отличалась от своих предшественниц по трем основным параметрам. Во-первых, в больших викторианских домах снова появилось несколько общих комнат: «утренняя столовая», «малая гостиная», бильярдная, библиотека. Во-вторых, заметно потемнела цветовая гамма гостиной. Светлые яркие краски георгианских интерьеров сменились — не в последнюю очередь из-за того, что модифицировались технологии систем отопления и освещения (об этом мы еще поговорим) — густыми мрачноватыми тонами. Наконец, в викторианских общих комнатах появилось гораздо больше вещей. Кое-какие из них были известны и в прошлом, но теперь возродились в новом виде. Американская романистка Эдит Уортон расшифровывает язык гостиной XIX века, описывая одну из комнат дома в районе Мейфэр. В помещении, представлявшем собой модернизированный аналог вытянутой галереи с фамильными портретами, «стояли столы под бархатными скатертями, по углам висели причудливой формы полки и все свободное пространство занимали фотографии в тяжелых серебряных или сафьяновых рамках, короны — от баронской до герцогской, и даже одна королевская (этой было отведено почетное место на каминной полке)». Собирать фотографии друзей значительно легче, чем заказывать художнику их живописные портреты, поэтому ничего удивительного в том, что подобные вещи быстро накапливались, не было.
