— Вы пожалеете об этом, — злобно бросил нам Фэррадэй.
Я закрыл и запер дверь гаража.
Возьмите свои куртки. Быстрее! Мы и так можем опоздать! — крикнула Джин, наконец опуская ружье.
Минуту спустя мы уже спешили через задний двор, стараясь не поскользнуться на мокром снегу.
— Побежим через лес, — сказала Джин, переходя на бег.
Мы следовали за ней.
— Что случилось? Где ты была? — спросил я.
— У родственников, — ответила она.
При каждом слове изо рта у нее вырывались клубочки пара. Мы уже были в лесу. Сильный ветер с завыванием раскачивал ветви деревьев, которые зловеще потрескивали.
— Отец хотел, чтобы я на некоторое время уехала отсюда. Но я вернулась на попутной машине. Потом все объясню. Надо спешить. Надеюсь, мы не опоздаем.
— Но куда мы бежим? Я должен знать!
— Дело в ваших родителях! Мы должны успеть, иначе…
Дальше я не расслышал. Вой ветра заглушил ее слова.
Ветер был холодный, я чувствовал, что лицо у меня замерзло и обветрилось. Я вспомнил, как прошлой ночью бежал через это лес к дому Джин. Неужели это было всего лишь прошлой ночью? Я вспомнил западню, в которую провалился, огромную собаку, которая набросилась на меня; вспомнил, как мы отчаянно боролись. Хруст шейных позвонков и этот удивленный взгляд умирающего животного.
Надо сказать, что выпавший снег не сделал лес менее жутким местом. Я знал, что здесь могут быть еще собаки, натасканные на человека. И другие опасности, более страшные. Какая из них подстерегает нас впереди? И что это за собрание, на которое так боится опоздать Джин?
Мы продолжали бежать, и мне уже казалось, что мои легкие сейчас разорвутся. Наконец мы перешли на быстрый шаг, пробираясь между низко свисающих ветвей и покрытого снегом кустарника.
— Я устала, — сказала Кэра. — Больше не могу…
— Тихо, — прошептала Джин. — Мы почти пришли.
Впереди между деревьев я вдруг заметил маленькие
движущиеся огоньки. Сначала я подумал, что это светлячки, но, конечно же, зимой никаких светлячков не бывает. Тут я догадался.
— Это свечи! — вскрикнул я.
Джин жестом приказала мне молчать.
— Нельзя, чтобы они нас заметили, — пояснила она шепотом.
— Но где мы? — спросила Кэра.
Я узнал это место. Мы были рядом с круглой поляной, где я видел следы ног. Теперь поляна была заполнена людьми, каждый из которых держал свечу.
— Собрание еще не началось, — прошептала Джин. — Мы успели вовремя.
— Какое собрание, — вновь спросил я и вновь не получил ответа.
— Пошли за мной. Мой дом вон за теми деревьями. Я знаю, где мой отец хранит балахоны.
Балахоны? Свечи и балахоны?
— Стоп, — сказал я. — Больше не сделаю ни шага, пока ты не объяснишь, что происходит.
Она взяла меня за руку. Несмотря на холод, ее ладонь была горячей:
Марк, пожалуйста! Ты ведь хочешь, чтобы твои родители вернулись!
Глава 23
Я буквально ощущала пульсацию зла вокруг нас. И, наверно, это вернуло мне силы. Когда мы бежали через лес, мне казалось, что я вот-вот упаду, настолько я чувствовала себя истощенной и напуганной. Но, увидев между деревьев огоньки, увидев бесформенные фигуры со свечами, я позабыла про усталость.
Мы не решились подобраться поближе. Но между деревьями можно было различить, что по поляне беспорядочно бродят несколько десятков человек. Они были одеты в темные балахоны наподобие монашеской рясы. На головы накинуты капюшоны, и лица разглядеть невозможно. Каждый держал в руке длинную черную свечу.
Неужели мои родители среди них?
Джин жестом вновь приказала нам вести себя тихо. Пригнувшись, мы вслед за ней обошли поляну. Покрывший землю снег скрывал наши шаги. Я слышала негромкую музыку, похоже, флейта. Наверно, играл магнитофон.
— Когда прекратится музыка, начнется собрание, — прошептала Джин.
Мы осторожно проскользнули к ее дому.
— Балахоны в подвале, — по-прежнему шепотом сказала Джин. — Но мы сглупили, что оставили пистолет того мужика.
Держась в тени, мы обошли дом и спустились в подвал. Сверху раздавались голоса и смех. И еще едва слышно доносилась музыка с поляны.
Подвал был оборудован основательно и состоял из одной большой комнаты и нескольких поменьше. Одна из небольших комнат была чуть ли не вся заставлена ружьями. Джин провела нас к чулану. Мы забрались туда и прикрыли дверь, прежде чем включить свет. Чулан был почти пуст. Если не считать стопки коричневых балахонов.
Лицо Джин покрылось бледностью. Она порывисто схватила Марка за руку. В ее глазах были боль и страх.
— Я и раньше знала, что отец состоит в Братстве. Но я не знала, что они убивают людей!
Братство? Убивают людей?
— Когда я узнала, что затевает Братство, отец приказал мне позвонить и порвать с тобой, — сказала Джин Марку. — А затем заставил уехать из города к родственникам. Не хотел, чтобы я вмешивалась. Он против убийства. Но слишком запуган, чтобы помешать этому.
— Но я не понимаю, — прошептала я. — При чем здесь мои родители? Они…
— Тише. Надо выбираться отсюда.
Мы услышали шаги. Кто-то спускался в подвал. Джин схватила три балахона.
— Быстро надевайте.
Балахон оказался тяжелым, от него пахло нафталином и потом.
— Поднимите капюшоны так, чтобы не было видно ваших лиц, — приказала Джин, надевая на голову свой и подвязывая балахон веревкой. — И делайте то, что будут делать все.
— А твое ружье… — начала я.
— Мне не удастся его пронести незаметно, — ответила Джин, пряча его в чулане под балахонами. — Они бы заметили его, и все для нас было бы кончено. Нужно придумать что-то другое. Пошли.
Что же теперь? Зачем нам нужно проникнуть на это собрание? Что мы там будем делать?
Мы едва успели выйти из чулана, как в подвал спустились двое мужчин. Я старалась, чтобы мое лицо было в тени.
— Добрый вечер, — добродушно приветствовал нас один из них.
Мы молча прошли мимо, поднялись наверх, быстро пересекли двор и вышли через лес к поляне. Снегопад прекратился. Было ясно и холодно. Кругом ни огонька, кроме маленьких светящихся точек от свечей. Я старалась держаться поближе к Марку, чтобы не потеряться, поскольку все казались одинаковыми. Люди бродили, переговариваясь между собой. Однако расслышать, о чем они говорят, мне не удалось.
Мне было страшно. Ноги едва слушались меня. Но я заставила себя прохаживаться, держась поближе к краю поляны. Внезапно Джин сунула мне в руку тонкую черную свечу. Я старалась держать ее твердо, но рука тряслась. Я молила Господа, чтобы никто этого не заметил.
