Принять такое, вполне разумное, решение оказалось не очень сложно, а вот как его выполнить? Ведь «законный ход» – это хитроумный лабиринт, из которого порой не выбраться в течение долгих месяцев. И вот пошел в вышестоящие инстанции целый поток записок, писем, проектов – словом, начался обычный в таких случаях процесс «выбивания» денег.
И, конечно же, благородное начинание молодого президента Академии наук и его помощников тут же натолкнулось на трудно пробиваемую стену, называемую емким словом бюрократия. Что уж говорить о высокопоставленных сановниках, если даже император Александр III, выслушав в марте 1890 года всеподданнейший доклад министра И. Д. Делянова о необходимости увеличения ассигнований Императорской академии наук и выразив на это принципиальное согласие, строго заметил, «чтобы при составлении сих предположений имелась в виду надлежащая умеренность в предъявляемых требованиях». Великому князю раз за разом приходилось преодолевать бесконечные круги «увлекательной» переписки с российским чиновничьим людом…
И все же со временем дело сдвинулось с мертвой точки. Конечно, в какой-то мере положительную роль сыграло высокое общественное положение президента, его постоянно растущий авторитет среди членов императорской фамилии. В Академии наук дела начали меняться к лучшему. Первой ласточкой в этом смысле стало увеличение в октябре 1892 года на восемь тысяч рублей кредитов Главной физической обсерватории. Гарантом выступило Министерство финансов.
Параллельно шла подготовка документов для рассмотрения в Государственном совете вопроса о значительном увеличении общих бюджетных ассигнований для Академии наук. В специальной записке, направленной в начале декабря 1892 года министру народного просвещения, Константин Константинович обосновывал значимость Академии наук для страны: «…нельзя не признать за аксиому, что степень процветания академии должна служить нормой того умственного уровня, на котором стоит государство». На решение важнейших проблем президент испрашивал ежегодную добавочную сумму в размере 69 217 рублей 75 копеек, которая была подсчитана «с крайней осмотрительностью».
Наконец, 8 апреля 1893 года состоялось совместное заседание департаментов экономии и законов Государственного совета, на котором обсуждался вопрос о новых штатах академии и увеличении ассигнований на ее нужды. Константин Константинович принимал в нем непосредственное участие, но доклад, в соответствии с существующим положением, делал министр просвещения И. Д. Делянов. Обсуждение стоявшего на повестке дня вопроса оказалось очень бурным. И все же новый штат академии был утвержден, а ее ежегодный бюджет увеличен на 53 563 рубля. И хотя часть требуемой суммы законодатели все-таки урезали, это была крупная победа академии. Причем первая во второй половине XIX века! В этот же день заместитель Константина Константиновича академик Я. К. Грот направил ему восторженное письмо, в котором поздравлял августейшего президента с «благополучным исходом нашего дела в Государственном совете».
Ежегодное жалованье ученым было значительно повышено. Сам же Константин Константинович получал только «столовые деньги», наотрез отказавшись от полной зарплаты, положенной президенту Императорской академии наук. Хотя все свои обязанности на этом посту выполнял из года в год неукоснительно.
Утвержденное в 1893 году штатное расписание просуществовало около двадцати лет. Впоследствии, в 1912 году, вступило в силу новое, утвержденное уже императором Николаем II. Увеличение бюджетных ассигнований для российской науки и ее служителей пришлось опять долго и упорно «проталкивать» в верхних эшелонах власти. Когда же соответствующий законопроект был вынесен на заседание Государственного совета, Константин Константинович заболел. Вместо него на заседание были приглашены ближайшие помощники президента, в том числе академик С. Ф. Ольденбург. После утверждения закона он тут же послал великому князю, находившемуся в это время в Павловске, телеграмму следующего содержания: «Прямо из Государственного совета. Законопроект прошел. 66 против 25…»
Что же новое было в этом документе? Прежде всего то, что существенную прибавку к жалованью получили не академики и руководители научного учреждения, а сотрудники среднего и нижнего звена – лаборанты, ассистенты, хранители фондов… Это ли не выражение гражданской позиции организаторов академической науки того времени и прежде всего самого президента Императорской академии наук великого князя Константина Константиновича? О его стремлении проводить в жизнь в Академии наук принципы демократизма и социальной справедливости говорит и письмо, отправленное им в сентябре 1912 года вице-президенту П. В. Никитину:
Мне кажется, что, независимо от ученых заслуг, в сравнении с академиками, лаборант Давыдов, служащий 11 лет, или младший зоолог Мордвилко, состоящий на службе 19 лет, оба не получавшие никакой награды, заслуживают таковой больше, чем, например, академик Белопольский, награжденный не далее как 3 года тому назад и могущий быть представленным к чину через год.
Августейший президент ходатайствовал не только об улучшении общего финансирования деятельности Академии наук, добивался он получения необходимых средств и для отдельных научных проектов, реализация которых служила во благо отечественной науки. Первостепенное значение отводилось изучению древней византийской культуры, которая была, как известно, одним из важнейших источников становления и развития российской цивилизации.
В начале 1890-х годов несколько профессоров Новороссийского университета представили в Министерство народного просвещения подготовленный ими Проект учреждения русского археологического института в Константинополе, на содержание которого требовалось двенадцать тысяч рублей в год. Проект был одобрен Министерством иностранных дел, обер-прокурором Святейшего синода, но не получил поддержки в Министерстве финансов. Причина весьма банальна: недостаточное поступление государственных доходов.
Однако идея создания такого научного учреждения была поддержана Императорской академией наук, и прежде всего ее президентом. Члены Государственного совета дважды рассматривали этот вопрос. На втором заседании, которое состоялось 24 февраля 1894 года при участии великого князя Константина Константиновича и специально прибывшего в столицу из Константинополя посла России А. И. Нелидова, было принято решение: проекты устава и штата Русского археологического института в Константинополе представить на утверждение государя.
Устав и штаты института были утверждены 23 мая 1894 года императором Александром III. Бессменным его директором в течение двадцати лет был профессор Ф. И. Успенский. Успешная научная работа проводилась в институте до начала Первой мировой войны.
С именем августейшего президента Императорской академии наук теснейшим образом связаны организация и проведение многих научных экспедиций, имевших большой резонанс не только в России, но и во всем мире. Прежде всего это Шпицбергенская экспедиция по градусному измерению, стартовавшая в мае 1899 года. Великий князь лично провожал моряков в плавание.
Нетрудно понять чувства капитана судна Н. Ергомышева, пославшего великому князю телеграмму: «Команда „Бакана“, отправляясь в дальнее плаванье, почтительно благодарит Вас за высокое к ней внимание». Еще бы! Это «внимание» оценивалось в 210 тысяч рублей, которые были ассигнованы при непосредственной помощи Константина Константиновича на проведение экспедиции к острову Шпицберген.
