Еще бы не страшно… Ведь играть нужно по памяти, без пюпитра с нотами, в присутствии двух сотен гостей, да еще в первый раз наизусть с целым оркестром! Впрочем, к этой «дерзости» великого князя подтолкнул Чайковский, а Антон Рубинштейн сказал после этого концерта, что «великие князья могут сделаться артистами, а последним никогда не попасть в великие князья».
Возможно, в словах Рубинштейна, великого музыканта, основателя Санкт-Петербургской консерватории, и была доля завуалированного сарказма. Но сам факт его присутствия на этом вечере говорит о многом.
…Приближается лето. Константин Константинович все чаще ездит в «милый Павловск» – иногда на велосипеде, а порой и на «экстренном поезде», если дела не терпят отлагательств. В это время он начинает огромный, подвижнический труд – перевод «Гамлета» У. Шекспира. Работа растянется на двенадцать лет – ведь нужно не только перевести текст, но и дать к нему обширные комментарии.
Летом этого года Константину Константиновичу приходится решать среди прочих один очень непростой вопрос, из разряда щекотливых. В конце августа у него побывал выдающийся ученый-химик Н. Н. Бекетов, который обратился к президенту Академии наук с просьбой увеличить штат своей лаборатории. Когда вопрос обсудили, великий князь завел разговор о профессоре Д. И. Менделееве, которому в 1880 году было отказано в приеме в состав Академии наук. Константин Константинович говорит о том, что ему очень хотелось бы принять Менделеева «в академию, как ученого, выходящего из ряда обыкновенных. Против него будет много голосов, но я надеюсь, что мы, русские, превозможем».
Из Павловска великому князю уезжать не хочется – так здесь хорошо и спокойно. Вот уже и лето прошло, осень вступила в свои права, а он так и продолжает курсировать между пригородом и столицей. Лишь в начале декабря, когда наступила настоящая зима, он вернулся в Санкт-Петербург. Казалось бы, дома, в привычной обстановке, жизнь будет протекать спокойно. Но в это время вновь возникли проблемы со здоровьем, которые то и дело давали о себе знать. Врачи предписали домашний режим, полный покой. Но Константина Константиновича тревожит, что возникшее недомогание не даст ему возможности «посещать заседания VIII съезда естествоиспытателей и врачей и хоть этим выразить, что я не считаю шуткой избрание меня в его почетные председатели. Мне предстоит устроить у себя большой обед для представителей съезда, надо будет говорить речь, и при мысли об этом душа в пятки уходит».
Но неожиданно для себя великий князь, не избалованный праздностью, находит в этом состоянии особую прелесть. Он много читает, начинает писать очерк «сказаний о древе крестном», занимается разбором книг, предается в тишине литературным занятиям. Все это – поистине удовольствие.
В кабинете, в шкапчике… поместил иностранную избранную литературу; также русскую поближе к моему месту у письменного стола в шкафу, служащему потаенной дверью, а остальная часть вместе с историей литературы, философией, психологией, критикой и библиографией установилась на полках шкафа под образами. Все касающееся истории вообще и русской в особенности с историей церкви, христианства и богословия перешло в приемную.
В Мраморном дворце великого князя навещают П. Чайковский и А. Рубинштейн, А. Майков и Я. Полонский…Он посещает художественные выставки, спектакли, но самое радостное событие начала 1890 года – рождение 11 января дочери Татианы. 7 февраля маленькая княжна была крещена в небольшой дворцовой церкви.
Этот год был поистине удивительным для молодых родителей! В декабре у Константина Константиновича и Елизаветы Маврикиевны родился еще один ребенок – князь императорской крови Константин Константинович (младший). Крестили его уже в следующем, 1891 году, 10 января.
Присутствовали на крестинах, как и полагалось в таких случаях, представители придворного духовенства, члены Государственного совета, гофмейстерины, статс-дамы, камер-фрейлины императрицы, гофмейстерины и фрейлины великих княгинь, министры, сенаторы, статс-секретари, почетные опекуны, первые члены двора, его императорского величества генерал-адъютанты и особы двора их императорского высочества великих князей Константина Николаевича и Константина Константиновича. Восприемниками у третьего сына Константина Константиновича и Елизаветы Маврикиевны были император Александр III, королева Мария Ганноверская и несколько других членов императорской фамилии. Напротив, через Неву, в Петропавловской крепости палили пушки. Колокольный звон раздавался во всех городских церквях. А здесь, в Мраморном дворце, совершение таинства сопровождалось пением «Тебе Бога хвалим». Торжественные, незабываемые минуты…
Страницы дневника великого князя, его переписка, воспоминания современников – все это говорит о том, что он пользовался неизменным уважением и симпатией в императорском семействе. В самом начале весны идет разговор о его повышении по службе. Совсем недавно, 26 февраля 1891 года, в «Правительственном вестнике» был опубликован высочайший указ, в котором говорилось, что командир Преображенского полка великий князь Сергей Александрович назначен московским генерал-губернатором. Но прежде чем он приступит к новым обязанностям, необходимо найти ему замену на прежней должности.
В верхах обсуждали несколько кандидатур. Но император Александр III склонялся к тому, чтобы командиром преображенцев назначить великого князя Константина Константиновича.
8 марта его вызвал к себе для конфиденциального разговора кузен – великий князь Владимир Александрович, который был в то время командующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. Он-то и передал предложение государя «принять от Сергея Преображенский полк». Константин Константинович пытается отказаться, приводит, как ему кажется, веские доводы. Но в душе он уже и сам склоняется к этому шагу. Ведь командование полком он считал конечной целью своего служебного поприща. Да и удобно ли отказываться от столь высокой милости, доверия самого императора? Ведь государь с особенной теплотой и привязанностью относится к преображенцам.
Вечером того же дня, посоветовавшись с отцом, братом Дмитрием и Павлом Егоровичем Кеппеном, он спешит исправить свою оплошность и отправляется во дворец кузена, чтобы сообщить: он готов принять под свое начало Преображенский полк.
А 20 апреля военный министр прислал великому князю приказ, в котором говорилось о присвоении ему очередного воинского звания – полковник. Константин Константинович отправился во дворец «в густых эполетах. При шпорах. Государь меня поздравил и, ласково шутя, сказал: „Ты теперь почти генерал и заважничаешь“». А вскоре «почти генерал» был назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка.
Новое назначение не на шутку тревожит великого князя. В душе у него возникает волнение: справится ли с поставленной задачей? Сомнения свои, как всегда, он поверяет дневнику. 4 июня, находясь в лагере, пишет:
Главное владеющее мною чувство – сознание моей неудовлетворительности как командира отдельной части. Главные мои недостатки: ограниченность силы воли и настойчивости, неумение быть твердым, строгим и последовательным, неуверенность, шаткость и нерешительность. Все эти слабые стороны не могли так выступить наружу, пока я только командовал ротой. Но с расширением власти эти недостатки могут породить дурные плоды, и я опасаюсь, что через некоторое время моя несостоятельность будет замечена…
