Когда осенью 1912 года император утвердил завещание, Константин Константинович отправился вместе с Елизаветой Маврикиевной за границу. Австро-Венгрия, Италия, Египет… В пути, по его собственным словам, было «много пережито и переживается впечатлений».
Южный климат оказал благотворное влияние на здоровье великого князя. Уже через месяц пребывания в Египте он почувствовал себя намного лучше. Вместе с женой Константин Константинович осматривает древние пирамиды фараонов, посещает восточные базары, поднимается на пароходе по Нилу… Здесь же, 31 декабря 1912 года, он пишет одно из последних стихотворений – «Вечер в Египте»:
Алеет Нил румяным блеском…
Длиннее тени пирамид…
Багряный вал ленивым плеском
С прибрежной пальмой говорит.
Объята заревом пустыня.
Все ниже солнце… Через миг
Надгробья царского твердыня
Сокроет пламеносный лик.
Коснувшись грани мавзолея,
Горит он кругом огневым
И закатился, пышно рдея,
За исполином вековым.
Эта древняя земля, колыбель человеческой цивилизации, манит великого князя вновь и вновь. Княжна Вера Константиновна пишет в воспоминаниях:
Зимы 1912/13 и 1913/14 гг. родители, ради здоровья отца, провели в Египте, который им очень полюбился. Они были там особенно счастливы, ибо, что для них было чрезвычайной редкостью, они были почти одни и могли наслаждаться обществом один другого. Поездки в Египет явились для них как бы запоздалым свадебным путешествием.
…Вернувшись в начале 1913 года в Европу, супруги получили горестную весть: 18 февраля в Салониках был убит король Греции Георг I, зять Константина Константиновича. Он тут же выехал вместе с Елизаветой Маврикиевной к сестре в Афины. В Санкт-Петербург они вернулись лишь 20 июня 1913 года. Но что было делать летом в столице? Уже через неделю супруги уехали вместе с детьми в любимое всеми Осташево. Именно здесь они были по-настоящему счастливы.
Летом 1914 года великий князь лечился на курорте Наугейм, недалеко от Франкфурта-на-Майне, славящемся углекислыми источниками с богатым содержанием поваренной соли. Елизавета Маврикиевна вместе с младшими детьми – Верой и Георгием, 8 и 11 лет, гостила в это время в Бад-Либенштайне у своей матери. В то время в Германии ходили какие-то неясные слухи о возможной войне с Россией, но Константин Константинович им не верил: они не прекращались уже несколько лет, и все к ним как-то привыкли.
Но 19 июля Германия объявила войну Российской империи. Великий князь, тут же прервав лечение, отправился к теще, чтобы забрать семью и всем вместе вернуться домой. В первые дни войны, казалось, все население в Германии было охвачено военной истерией. Немцам повсюду чудились русские шпионы. Автомобиль, в котором находилось великокняжеское семейство, не раз останавливали по пути, досматривали. Грубости со стороны германских военных властей следовали одна за другой. У русской границы, когда родители с детьми находились уже в поезде, им приказали не закрывать окна и двери вагона. Княжна Вера Константиновна вспоминает:
…лейтенант Мюллер, командовавший нашей охраной, до того весьма вежливый и корректный, вдруг сделался грубым и стал называть мою мать Gnaedige Frau, т. е. «сударыня», боясь, видимо, титуловать ее по сану.
Во все это верилось с трудом. А тут вдруг задержали адъютанта великого князя, его камердинеров, хотели даже задержать и самого Константина Константиновича. Пришлось ему послать телеграмму в Берлин. В итоге за семью заступилась германская императрица Августа Виктория, и всех их пропустили через границу. Но горький осадок в душе остался. Великий князь никак не мог примириться с жестокой действительностью, которая вошла в противоречие с его представлениями о Германии как стране высокой культуры. Но главной его заботой были теперь сыновья, достигшие призывного возраста.
От границы ехали на двух автомобилях. Неожиданно машина, в которой находились родители и дети, резко остановилась. Дверь распахнулась, и часовой испуганно крикнул: «Казаки идут!»
Пассажиров тут же высадили в канаву у обочины шоссе, ведущего к Вержболово. Мимо ехали повозки с беженцами. Наконец показался русский разъезд… Княжна Вера Константиновна спустя годы вспоминала:
Когда подошла главная часть, адъютант отца, князь Шаховской, пошел ей навстречу с визитной карточкой отца. С большим недоумением смотрел офицер на эту карточку. Каким образом, вероятно, думал он, русский великий князь мог очутиться в первый день войны (в канаве) на прусской границе. Однако, взглянув на отца, которого он видел лишь год назад в юнкерском училище, он убедился в том, что это действительно так.
Наконец их доставили на автомобиле в Вержболово. На вокзале выяснилось, что в Ковно стоит поезд императрицы Марии Федоровны, которая возвращалась в Россию через Данию. Константин Константинович дозвонился до Царского Села и получил разрешение ехать с семьей домой на царском поезде. Правда, состоял он лишь из паровоза и одного вагона третьего класса. Но ничего не поделаешь. Главное – поскорее добраться до отчего дома!
В Павловске едва успели свидеться с сыновьями – пятеро из них уходили на фронт. В день возвращения из Германии родителей и младших детей на войну проводили старшего, Иоанна. Затем настала очередь Гавриила, Игоря, Олега и Константина. Еще одним защитником отечества в семье стал зять – князь Константин Багратион-Мухранский, муж дочери Татианы. Он уходил на фронт вместе с родным Измайловским полком. 23 июля Константин Константинович записал в дневнике: «Провожали по очереди Гаврилушку, Игоря и Олега. Каждого ставили на колени перед иконами в моем кабинете». Олег на следующий день просил руки своей любимой – княжны Надежды, внучки великого князя Николая Николаевича.
…Город жил заботами о фронтовиках. В здании Императорской академии наук, во многих столичных дворцах, в том числе и в Мраморном, были открыты госпитали для больных и раненых. Константин Константинович, кроме того, создал и отправил на фронт передвижной лазарет на пятьдесят коек. Одной из сестер милосердия стала в нем невестка, княгиня Елена Петровна (урожденная принцесса Сербская), жена старшего сына. При прощании молодая женщина еле сдерживала слезы: на попечение бабушки и дедушки она оставляла своего крошечного первенца – князя Всеволода.
Константин Константинович каждое утро с тревогой листал газеты. Но репортажи с театров военных действий неизменно были оптимистичными: в них говорилось об успехах русской армии. Лишь 19 августа впервые появилась информация о наших потерях. В списках убитых великий князь с горечью увидел имена многих знакомых. Были среди них и два измайловца – Чигаев и Кучевский. А ведь еще совсем недавно они выступали вместе с ним на сцене, в «Царе Иудейском»…
Константин Константинович подумал: слава богу, хоть с детьми все в порядке. Воюют храбро, и родителей не забывают, пишут. А старший, Иоанн, даже награду получил – именное Георгиевское оружие. Только вот сам он, отец, оказался не у дел. Чувство собственного бессилия гложет душу, и 1 сентября 1914 года в дневнике появляется запись:
