И мы быстренько все подписали, отвезли в морг одежду, везде договорились – потом встал вопрос о транспортировке. В этом городе люди оказались крайне отзывчивыми, нам просто дали автобус, мы договорились с шофером, и он подписался отвезти нас в Ленинград. Без всяких остановок. Мы сели с Юркой, как только гроб погрузили в автобус, мы сразу вскочили и уехали, потому что надо было еще и Сашку увозить. Ну, мы, конечно, звонили оттуда в рок-клуб, чтобы подготовили место в морге. Мы везли человека по жаре в тряском автобусе, поэтому вопрос о похоронах стоял, конечно, очень резко. Мы хотели даже, если удастся, в субботу. В пятницу вечером его привезли… Когда я приехала, я поняла, что о субботе, конечно, речи нет, потому что в городе такая волна, столько народу, что нужно хоть какое-то время, чтобы информация распространилась – где и когда… Очень противные были статьи в газетах – писали какие-то мамы, рабочие и колхозницы о том, что наши дети двое суток не ели, не пили, стояли у кладбища, а вот они (имеются в виду родственники) даже не дозволили бросить ком земли. Но если бы все бросили ком земли, то мы бы оказались в одной могиле с Витей – я, сын… – потому что мы стояли на краю, а это упорядочить было нельзя. Все-таки толпа – это неуправляемое явление…»
Роберт Максимович Цой (из интервью автору, 2009):
«Опыта вождения, конечно, у него было мало. Понимаете, он по натуре не водитель. Вот сейчас все, кому не лень, садятся за руль, а между прочим за руль не всем положено. Все люди водят по-разному. Почему сейчас так много аварий? А не всем дано, научить можно, но не все до мастерства дойдут, не дано им просто водить машину. Витьке, наверно, не дано было. Но он вынужден был сесть в автомобиль, потому что в то время автомобилей было мало, с такси – не то что сейчас, жуть что было, разве можно было машину поймать? И все, у кого были возможности, все, конечно, покупали машины. И он тоже. А как было еще не зависеть от общественного транспорта? Ему в него с 1987 года и не войти было! И он вынужден был. Я ведь с молодости автолюбитель, и я ему лет с десяти предлагал: давай, Витенька, будем учиться водить. Нет, это ему было не нужно, не интересовало его это дело. А я этим увлекался, я без этого жить не мог, а его втянуть не мог. И я сейчас понимаю, что он слабо водил автомобиль, потому что не дано ему это было. И это первая причина. Вторая, что тогда только появился этот „Москвич-2141“, „Алеко“, помните? И когда он появился, он жутко был дефицитным, он считался чуть ли не лучше „Волги“. Так его разрекламировали, и вид у него был такой представительный. „Девятку“ „жигуль“ ни во что не ставили по сравнению с ним. А у него была по первости „девятка“. И когда появился этот „Москвич“, он сразу поменял на него „девятку“. А „Москвич“ этот оказался, грубо говоря, говном. Потом это проявилось, и его никто не стал брать, не то что в обмен на „девятку“, а вообще. Вот он купил эту сраную машину – это вторая причина, я считаю. Он на ней и разбился. По неопытности, да скорость большую развил, да задумался, наверное. Там от его дома, где он отдыхал, до озера, где рыбачил, от силы минут 20–25. За это время, хоть ты всю ночь не спал, заснуть за рулем вряд ли возможно. За 20 минут мог бы и доехать, даже если очень спать хотелось. Основная причина: по неопытности незаметно развил скорость, за 100–120, и не учел того, что он на поворот выезжает. Ему надо было за несколько сот метров скорость начать сбрасывать и по тормозам, а он не успел сбросить и в поворот не вписался. Автомобиль переднеприводной и такой неустойчивый сам по себе. А ты должен чувствовать, когда тебе сбрасывать скорость, тем более если ты по этой дороге не в первый раз уже едешь. А он не сбросил, в поворот не вписался, выехал на встречную ну и в этот автобус и тюкнулся…»
Юрий Белишкин (из беседы с автором, 2008):
«…Вслед за Марьяной категорически не верю в то, что он мог уснуть за рулем. Не потому что мне так хочется, а потому что этот человек не мог уснуть за рулем. Могу объяснить почему. Были моменты, когда мы очень рано уезжали. Ему не свойственно было рано вставать, к тому же будучи рок-звездой – надо разбудить, растолкать, переодеть, ведро воды вылить, чтобы человек проснулся. Вот в Нижний Тагил – это была наша последняя поездка – выезд был в пять утра. Я встал пораньше, к нему стучусь, а он уже одет, собран, полностью готов. Ни с кем больше такого не было. Очень собранный, очень ответственный человек, который уважал других: чтобы шофер не ждал, чтобы я не ждал».
Инна Николаевна, мать Марьяны (из беседы с автором, 2009):
«Вообще, история Витиной смерти какая-то темная. Была такая фраза сказана Марьяной, ведь Витино тело не давали никому, она приехала туда, у Натальи лицо как подушка, распухшее от слез, и она стала рассказывать, как и что, и сказала, что „мы все (а там же жили какие-то друзья Натальины, московские) уговаривали его не ехать“. Почему это было сказано? Я не знаю.
Вообще всяких версий его смерти было много, вплоть до заказного убийства, но для этого очень уж романически все было обставлено. После Витиной смерти звонков нам был миллион, все хотели говорить с Марьяной, но она абсолютно не могла говорить. И звонил человек, который представился халдеем из ресторана в Юрмале. Он сказал, что накануне своей гибели Витя приезжал в ресторан один и сидел очень грустный. Но Витя никогда не развлекался сам с собой».
Обратимся теперь к официальным документам, свидетельствам очевидцев и официальных лиц.
Служебная телеграмма
«Москва, МВД СССР: 15 августа с. г. в 11.30 на 35 км дороги Слока-Талси Тукумского района Латвии водитель а/м „Москвич“, г. н. Я 6832 ММ, Цой Виктор Робертович, 1962 г. р., прож. г. Ленинград, ул. Ветеранов, 99, кв. 101, отдыхающий в г. Юрмале, известный эстрадный певец, превысил скорость, допустил выезд на встречную полосу движения, где столкнулся со встречным автобусом „Сельхозтехники“ Талсинского района, гн 0518 ВРИ. Цой В. Р. на месте происшествия скончался. И. о. министра МВД Латвии Идриков».
Очевидец (он же участник ДТП) был один – водитель автобуса «Икарус-250» Янис Фибикс.
Янис Фибикс, водитель «Икаруса-250» (из статьи «Скорбный лист Виктора Цоя», К. Гайворонский, А. Беляев, «Смена», 23.10.1995):
«<…> В тот день исполнилось двадцать лет моей свадьбы. С утра отвозил рабочих в аэропорт в Риге. На обратном пути хотел купить цветы, торт. Потом у меня появилось ощущение, будто что-то меня специально удерживало в городе, чтобы обратно ехал именно в это время…
<…> Я видел, как он шел на своей полосе и вдруг вывернул на середину. Я попытался отвернуть, но было поздно – у меня скорость под 70, у него – под 100. Мы столкнулись за 12 метров от мостика через речку. Его машина потом кувырком перелетела и ударилась о перила. В таких ситуациях кому-то везет, кому-то не везет. Мне повезло… Хорошо, что людей у меня не было, иначе автобус бы опрокинулся, а жертв было бы…
Цой скончался сразу. От удара он выпал из машины, правая нога застряла в искореженной дверце. На лбу у него была глубокая вмятина…
Цоя я ни разу раньше не видел и песен его не слышал, поэтому и не узнал его, когда столкнулись. Только потом стало понятно, кто это был.
