Вот же засада, даже не утопишься толком!
– Ладно, – вдруг начал Ликантроп слабым голосом, но не смог договорить, задохнулся.
Видно было, что ему ужасно плохо…
Мой брат волк растерянно сновал вокруг него и то порывался рвануть в лес – возможно, своих на подмогу позвать, – то припадал к земле с самым беспомощным выражением на морде.
Я чуть не ляпнул: «Может, «Скорую» вызвать?!» Потом вспомнил, что его полис остался у меня в кармане джинсов – а где те джинсы?! Да и вообще, такие понятия, как «Скорая» и «медицинский полис» ко мне теперь не имеют отношения.
Ну, это показатель того, что за каша была у меня в голове.
И вообще, кому это я собирался «Скорую» вызывать?! Своему врагу! Первому врагу!
Между прочим, почему я сюда попал? Потому что погнался за Гатикой. А где я ее увидел? В поликлинике! Ее туда сова отправила – меня подстерегать. А почему я в поликлинику пошел? Да потому, что меня этот Ликандр туда отправил!
У каждого были свои виды на меня. Но если бы Ликандр меня не сделал оборотнем, то и сова бы ко мне не привязалась!
Опять он во всем виноват! А я ему – «Скорую»…
Никакого у меня характера. Никакой злости. Ни рыба ни мясо!
Дохлый Тунец, короче.
– Ладно, – шепотом повторил Белый Волк, – так и быть, даю тебе еще одну возможность. Моим помощником тебе уже не стать, но человеком обернуться еще можешь.
– Как?! – завопил я, подскочив. – Каким образом?!
– Сейчас скажу… – Он дышал с трудом. – Но ты должен понять: если этого не сделаешь, остаться тебе волком навеки. Даже не оборотнем, запомни, – обыкновенным волком. Твое счастье, если тебя стая примет… но не верится что-то…
Он взглянул на моего брата, а тот – честное слово! – качнул головой с выражением такого отвращения, что я понял: быть принятым в стаю мне не светит никоим образом.
– Тяжко тебе придется, – продолжал Белый Волк. – Будешь одиночкой скитаться, летом бедовать, зимой голодать и замерзать. Так и застынешь однажды под елью, ничего о себе не помня, всеми забытый…
У меня все поплыло в глазах, и не сразу я понял, что это слезы.
Не знаю, плачут ли волки, но оборотни точно плачут… особенно когда подумают о маме с папой…
– Сделаешь все, что скажу? – спросил Белый Волк внезапно окрепшим голосом.
– Да! – рявкнул я.
Я знал, что сейчас на все готов. Я сделаю все! Я не виноват, что происхожу от невров! Я не виноват, что Ликантроп зачем-то сделал меня оборотнем! Я никого ни о чем не просил!
Я должен выбраться отсюда любой ценой. Я к маме хочу!
– Ну говорите, говорите уже! – взмолился я.
Белый Волк переглянулся с моим братом. Это был как бы неслышный разговор:
– Как думаешь, справится он?
– Этот? Да где ему!
Нет, они меня плохо знают! Я так хочу домой, в свою прежнюю жизнь, что все сделаю! Все!
– Хорошо, слушай, – устало проговорил Ликантроп. – Я сейчас укажу тебе путь к грани лесной. Так называется место, где этот мир смыкается с миром людей. Здесь – огромный дремучий лес, там – заросший овраг. Ты уже был в нем. Тебя сова оттуда притащила. Рядом с оврагом – старое кладбище…
Он рассказал, что я должен сделать, а потом добавил:
– Знай – это очень древнее средство для оборотня, чтобы вновь человеком сделаться. Это заповедная колдовская тайна… Но я тебе эту тайну открываю. Только помни – это твоя последняя возможность стать человеком!
Я кивнул. Потом еще раз и еще.
Последняя возможность…
Да!
И я ее не упущу!
– Теперь иди во-он туда, – показал Белый Волк. – И как только лунные лучи перекрестятся на твоем пути, шагни в самое перекрестье. Это и есть грань лесная.
Я задрал голову к небу.
Никакой луны и в помине нет! Тьма кромешная!
– Не волнуйся, – с еле уловимой усмешкой проговорил Ликантроп. – Луна свое дело сделает – ровно в полночь. Спеши, не задерживайся… прощай!
И, опустив голову на лапы, он уткнулся носом в землю.
Мой брат, жалобно взвыв, кинулся к нему и принялся зализывать его раны.
– Беги же, – простонал Белый Волк.
И я побежал.
* * *
Я раньше никогда не был ночью на кладбище. Да я вообще на кладбище раньше не ходил: слава богу, родня и знакомые живы!
Хотя нет, зимой умер в деревне, откуда отец родом, его родственник, и папа туда ездил. Но нас с мамой не взял – было ужасно холодно, и мы болели оба. Да мне и не хотелось. Но мама огорчалась, что не поехала, ей этот старикан нравился. Она даже молилась за него потом, когда папа уехал.
Вообще-то на Бугровском кладбище давно уже никого не хоронили. Оно ну очень старое! Если только у кого-то были здесь погребены родственники и рядом оставался клочок земли – тогда да, хоронили. А так оно – что-то вроде музея. Например, здесь находятся могилы писателя Мельникова-Печерского, разных знаменитых людей нашего города, аж с девятнадцатого века! Например, декабриста Ивана Анненкова и его жены-француженки, Полины Гёбль, которая за ним в Сибирь поехала.
Помню, нам, когда по истории декабристов проходили, предложили сходить на это кладбище на экскурсию к могилам Анненковых. Мы все отказались.
Ничего себе радость – среди могил гулять! Больно нужно!
А вот сейчас мне это было не просто нужно, но жизненно необходимо.
И здорово повезло, что Бугровское кладбище практически рядом с оврагом, где таится грань лесная. Две минуты – и я до него добежал. Другие-то кладбища все за городом. Далеко!
Конечно мне повезло.
Но до чего же здесь странно… Похоже на какой-то очень тихий город.
А в общем-то, это и есть город. Город мертвых.
Мертвый город. Потому он и тихий.
Я смотрел на черные и белые памятники, на которых играл бледный лунный свет, вглядывался в надписи, вслушивался в шуршание травы и в жестяной шелест искусственных венков, вдыхал запах цветов, увядающих или вовсе засохших, лежащих на могилах, – и диву давался: почему мне не страшно?!
Все-таки кладбище… ночь… призраки… мертвецы!
Да подумаешь!
Ну, кладбище. Ну, ночь. Ну, призраки. Ну, мертвецы!
Полночь только что миновала, и кладбищенские жители не замедлили появиться. Призраки мотались по дорожкам, и их можно было бы принять за бесформенные метельные вихри, если бы сейчас не стояло лето.
Но, честно сказать, бесформенными они казались только на первый взгляд. Чем больше я в них вглядывался, тем лучше различал силуэты и черты лиц. Может, конечно, я их видел потому, что оборотнем стал. А человек ничего бы не заметил. Призраки и правда были прозрачные и белесые, какими их описывают в книжках, но им, было такое ощущение, ни до чего не было дела: ни до меня – хотя, по идее, они должны были бы обрадоваться моему появлению и начать меня пугать! – ни до прочих призраков. Каждый кружил над той могилой, из которых вышел, словно охранял ее.
