Мама встала, перевернула кресло, сунула в вату руку – и обнаружила, что там, в кресле и в вате, находится, типа, такое гнездо, а в нем мышь, которая только что родила мышат… таких розовеньких, слепеньких, еще мокреньких…
Они копошились – ну вата и вываливалась…
Мама всегда, когда этот случай вспоминает, приговаривает: «Хорошо, что мы в это время еще только мечтали о ребенке, в смысле о тебе, а то был бы не ребенок, а выкидыш!»
Между прочим, мои мама с папой и в самом деле долгое время о ребенке, в смысле обо мне, только мечтали. Он – в смысле, я! – у них никак не заводился, но потом – уже через несколько лет после случая с мышами – они смогли купить квартиру, переехали в нее – в этот дом на улице Ижорской, где мы теперь живем, – и наконец-то я завелся! И родился…
Ну, родился, вырос, пошел во французскую школу, получил во дворе прозвище Дохлый Тунец, носил линзы из-за своей миопии вагум, а иногда надевал жуткие очки с толстенными стеклами – как сейчас, когда сидел перед компьютером и слушал, как за книжным шкафом что-то шуршит…
Те мыши, о которых рассказывала мама – розовенькие, слепенькие, ужасненькие! – мигом возникли в моем воображении. И я представил, что будет с мамой, если она их снова увидит… И тогда я – да на моем месте так поступил бы каждый! – решил ее от этого ужаса избавить.
Выбрался из-за стола, с трудом отодвинул от шкафа любимое папино кресло, встал на колени, влип в стенку – и заглянул за шкаф, готовясь совершить подвиг ради мамы.
И захохотал: это были никакие не мыши и не мышата! Это была книжка, которая почему-то завалилась за шкаф! И сквозняк – жарища, окна все настежь! – перебирал ее страницы.
Я кое-как книжку вытащил – и сразу узнал. Это была книжка дяди Вади. Она называлась «Первая встреча», и в ней рассказывалась, между прочим, та самая знаменитая история про волка, который гнался за оленем, а дядя Вадя убил того и другого.
И книжка сейчас была раскрыта именно на той странице, где находилось фото: мертвый олень, а на нем лежит мертвый волк.
Я эту книжку сто раз в руках держал. И эту фотку на тринадцатой странице разглядывал. Она была черно-белая, я отлично помнил! Но сейчас она оказалась цветная…
Реально цветная! Я видел тяжелые темно-зеленые лапы елей, сомкнувшихся вокруг поляны, коричневатую шерсть оленя, уронившего рога в истоптанный, окровавленный, усыпанный еловыми лапками снег… я видел полоску алой крови, струившуюся из его горла, и волка я видел – светло-серого, почти белого, бессильно лежащего на олене, я видел его застывшие зелено-желтые глаза, видел рану на его боку, куда вошел охотничий нож дяди Вади…
Я не только видел! Я чувствовал запах елей, и снега, и крови!
Как это могло быть, а?!
Я смотрел-смотрел на все это, не веря глазам, и вдруг мне в лицо словно ветром понесло! Ледяным ветром, смешанным с дымом охотничьего костра! И даже искры из этого костра до меня долетели! В глазах все поплыло… и показалось, будто убитый волк вскочил на все четыре лапы, взглянул мне в лицо – да и кинулся из книжки прямо на меня!
И он был не один – за ним неслась целая стая!
Я машинально руку выставил, и волк чиркнул меня по ней клыками…
Я заорал, отпрянул – и шарахнулся головой о кресло, которое стояло сбоку. Не по-детски шарахнулся!
Но это привело меня в чувство.
Огляделся – какой лес? Какой окровавленный снег? Какие искры далекого костра? Какой волк?!
Ну да, я полулежу на полу, держу книжку в руках и смотрю на знакомую фотку. Черно-белую! Все путем.
Только на руке – порез.
Я сразу понял, что порезался страницей, когда дернулся как дурак.
А чем еще я мог порезаться? Волчьим клыком, что ли? Не смешите меня!
Нет, правда – страницы в книжках иногда бывают ужасно острые! Вот же гадство!
Я покосился на рану, из которой, конечно, уже должна была сочиться кровь.
И тут я обнаружил, что у меня есть две новости: хорошая и плохая.
Начну с плохой.
Она состояла в том, что болела рука ужасно! Можно было подумать, что там не простая царапина, пусть и довольно глубокая и длинная, а какая-то кровавая жуткая рана!
И вот тут самое время перейти к хорошей новости.
Из этой «жуткой раны» не лилась кровь…
Абсолютно. Совершенно! Кожа и мышцы на месте пореза разошлись, но крови не просочилось ни капли! И вообще, там, внутри, все оказалось почему-то не красное, как должно быть, а какое-то серое.
«Может, из-за типографской краски?» – подумал я.
Хотя эта мысль была чрезвычайно глупой: книжка вышла больше десяти лет назад, а за это время любая краска сто раз высохнет.
Тогда почему?
Надо рану внимательней рассмотреть.
Для начала я решил ее промыть. Пошел в ванную, сунул лапу под кран, подержал, подвывая от боли, осушил полотенцем и начал было рану зализывать, потом спохватился – что же я делаю-то?! Это ж самый верный способ занести заразу! Надо проверить, вымылась ли эта серая грязь?
У нас в ванной лампа на пружине: ее можно опустить и поднять. И вот я опустил лампу до предела низко и начал разглядывать рану.
Посмотрел – и будто ведро колючек проглотил, так меня съёжило от страха.
Нет, не может этого быть!.. Не может быть того, что я вижу!
Я потащился, заплетаясь ногами от страха, обратно в комнату, нашел в письменном столе увеличительное стекло, вернулся в ванную…
В увеличенном виде все выглядело еще ужасней.
Но я все равно не верил – не мог поверить!
Снова пошел в комнату. По пути надо было проходить мимо большого зеркала в прихожей. Я проскочил его рысью, пугливо, чуть ли не зубами клацая, отворачиваясь изо всех сил, вбежал в комнату, нашел в карандашнице скальпель (между прочим, самое то медицинским скальпелем карандаши точить!), опять побрел в ванную, где свету побольше… и не выдержал – глянул в зеркало, которое тут висело.
На меня смотрел Дохлый Тунец – собственной персоной! В смысле, я на себя, родимого, смотрел.
С души немножко отлегло, а то я уж вообразил себе невесть что…
Ерундой занимаюсь, конечно!
И все же решил довести эксперимент до конца.
Встал опять под лампой в ванной, закусил край футболки, чтобы не заорать от боли, сжался весь, напрягся – и чиркнул скальпелем рядом с первым порезом.
Ох и кровищи хлынуло! Я на нее уставился – ужасно растерялся, а она с руки стекает, на пол капает…
Кое-как я очухался, схватил пачку бумажных салфеток, которыми мама лишний крем с лица снимает, и мигом все их в крови вывозил. Потом нашел пластырь, залепил свою боевую рану, но перед этим исхитрился ее внутренность рассмотреть.
